Загогулина в портфеле президента

Лагодский Сергей Александрович

Егор Гайдар: «Это только прелюдия к новым потрясениям в России»

– Какие чувства преобладают, Егор Тимурович? Досада на себя, обида на избирателя…

– Упаси Бог, что ж на него обижаться? Других избирателей у нас нет.

– Но почему общество вдруг бросило обратно к коммунистам?

– Произошло то, что должно было произойти. Все-таки действительно есть – сейчас уже четко видимая логика посткоммунистических трансформаций. Если попросту, выглядит она так. Первое: коммунистический режим разваливается в условиях кризиса, когда все, что можно было разбазарить, разбазарено. Второе: пришедшие на волне наивного антикоммунистического популизма правительства получают в наследство руины экономики. Третье: экономические преобразования в этих условиях везде

и всегда оказываются тяжелыми, потому что с первого дня правительство стоит перед выбором очень неприятных решений. Четвертое: даже там, где преобразования идут успешно, они наряду с новыми возможностями выдвигают новые проблемы. Скажем, иная форма неравенства: взамен скрытых привилегий вроде 100-й секции ГУМа и спецраспределителей – открытая, бьющая в глаза форма неравенства, непривычная для общества. Все это вместе взятое поднимает волну социального протеста, которую активно используют посткоммунистические партии. На этой волне на вторых выборах после начала реформ они часто приходят к власти. А вот дальше – развилка. В Восточной Европе вассальные коммунистические партии действительно эволюционируют в сторону социал-демократии, а в нашей стране имперская компартия эволюционирует в сторону национал-социализма. Так что проблема общая, а степень риска – разная.

– Сегодня можно услышать разные оценки итогов выборов, от «ничего страшного» до «катастрофа». Вы-то как это воспринимаете?

– Я воспринимаю это как поражение российской демократии. Как прелюдию к тяжелым потрясениям для нашей страны и серьезный риск новых опасных экспериментов. Поднимается волна. Я знаю, что она придет. И знаю, что пройдет. Она будет короче той, 70-летней, гораздо ниже, хотя может оказаться очень опасной, с перехлестом.

– Вы думаете, она может нас захлестнуть уже в будущем году?

– Может. Я думаю, что в ближайшие два-три года нас ждут тяжелейшие испытания.

– То есть приход коммунистов к власти реален?

– Абсолютно реален. Но распорядиться этой властью они не сумеют. Самое умное, что они могли бы сделать, – это на следующий день после выборов забыть о своих обещаниях. Не про половину или две трети – совсем забыть, перечеркнуть их. И начать делать все прямо противоположное.

– Это возможно?

– Вряд ли. Коммунисты циничны, и у них куча обязательств перед теми, кто их поддерживает. Поэтому они почти неизбежно вступят на путь, который в современной экономической теории называется экономика популизма. На этом пути есть замечательный отрезок – это 8 месяцев – год, когда вдруг все получается. Это год, когда можно показывать пальцем на идиотов-предшественников и говорить: смотрите, и производство у нас растет, и зарплата поднимается, и инфляция падает… Так было у Альенде в 1971 году, у Гарсии (Перу) в первый год его президентства, у аргентинцев… Это год, когда идет разбазаривание всего и вся. А потом разражается экстремально тяжелый экономический кризис, который больно-больно бьет по головам, и те же самые избиратели первыми думают, на каком суку повесить тех, кого они сами привели к власти. Новая антикоммунистическая волна – а она будет короче и жестче, чем в августе 91-го, – сметет их.

– Гневу можно противопоставить силу, а коммунисты, как известно, никогда не церемонились в средствах.

– Не будут и сейчас церемониться. Но вспомните Чаушеску. Он готов был стрелять и давить сколько надо. Не помогло.

– Вы считаете, что такой ход событий предрешен? Есть способы их остановить?

– Надежных, честно говоря, нет. Повторюсь: это как волна. Либо захлестнет, либо нет. Она идет. Вопрос: какой волнорез мы собираемся строить? Если из раздробленных демократических движений и каждый будет руководствоваться своими личными амбициями, то уж тогда точно захлестнет. А если придет понимание, что угроза большой беды реальна не только для тебя лично, но и для всего мира… Понимаете, если бы наша страна не была нашпигована ядерным оружием, то с исторической точки зрения, наверное, было бы даже интересно посмотреть, как все повернется. А в нашей ситуации все чертовски опасно – хватит ли ума у тех, кто сегодня рвется к власти, не втянуть нас в какую-то авантюру?

– Что может означать их приход лично для вас?

– Ну… (смеется).

Об этом они все уже сказали, тут у меня иллюзий нет.

– Егор Тимурович, вы остаетесь в политике или уходите?

– Я остаюсь. Уйти в создавшейся ситуации значило бы помочь им.

– И где же ваше место в политике сейчас, когда вы не прошли в парламент?

– Это место лидера последовательной либеральной, антифашистской, антикоммунистической и антитоталитарной партии, которая именно в этих условиях в высшей степени необходима.

– Какая сегодня ситуация в партии? Уныние, разброд?

– Поражение есть поражение, не всякому дано его перенести. Но разброда нет и не будет.

– Москва и Питер проголосовали за вас, Россия, считайте, против. Во всех бедах до сих пор обвиняют вас, и сколько бы ни говорили, что Гайдар давным-давно не в правительстве и был в нем несравнимо меньше Черномырдина с куда меньшими полномочиями – не работает. Виноват Гайдар. Как долго на вас будет висеть бремя вины за то, чего вы не делали?

– Трудный, а для меня мучительно больной вопрос. Мы жили в закрытом, лишенном объективной информации обществе.

Люди просто не знали, что происходит и почему делается то, а не другое, – стоит ли удивляться, если они приходят в итоге к ложным выводам? Ведь что было? Был режим, который уже многие годы мог существовать только на подсосе. Тебе дают кредиты, пока ты их можешь обслуживать – платить проценты, возвращать, брать новые, возвращать, брать… Но не до бесконечности. Приходит момент, когда не можешь платить проценты, возвращать… Все, подсос отключили. И экономика приходит в состояние свободного падения – как самолет, у которого попросту кончилось горючее. В этой ситуации команда, тихо прошмыгнув мимо пассажиров, выпрыгивает на позолоченных парашютах, а пассажирам предлагают, если кто хочет, попытаться самим посадить лайнер. Мы попытались – просто выхода не было. И посадили. Без голода, но с тяжелыми потерями – экономика болезненно приспосабливалась к жизни без подсоса. Так что я понимаю тех, кто проклинает нас, – люди побились, им больно.

– Ну хорошо, а после посадки? Можно было облегчить их участь?

– Конечно, можно было. Когда мы преодолели экстремальную ситуацию, стало ясно, что дальше надо еще последовательнее и решительнее вести политику реформ. А это всегда наступление на группы интересов. В этот-то момент нас из правительства твердо и решительно убрали. Пришел Черномырдин – кстати, при поддержке коммунистического большинства. Но чтобы понять его положение, представим, что вас, журналиста, поставили начальником нефтегазодобывающей установки. Вы хороший журналист и неглупый человек, но один эксперт советует одно, другой – другое, а вы знаете, что, если нажмете не ту кнопку, – рванет. Правительство Черномырдина наделало немыслимое количество глупостей, потом эти глупости оно начало исправлять и кое-что сумело выправить, и в 1995 году действительно появились признаки выздоровления, но поздно, поздно…

– Скажите, Егор Тимурович, а какое влияние оказала пресса, четвертая власть, на исход выборов?

– Огромное – без малейшего преувеличения. Но определить на глазок, кому она больше помогла или кому больше навредила – не могу, для анализа здесь вообще непочатый край работы. Но что очевидно – четвертая власть неоднородна, как неоднородно само общество. Будто бы и нормально, а… странно. По идее, журналисты в большинстве своем должны бы располагаться в либеральном спектре – было бы странно, если бы они любили намордник и цензуру.

– Но часто сознательно или бессознательно работают на тех, кто готов накинуть намордник. Почему?

– Давайте я приведу один забавный пример. Федеральная власть, московская власть – и пресса. Сравните количество критических материалов против той и другой. Федеральную бьют наотмашь, без остановок, по поводу и без – потому что безопасно, сажать не будут и даже канализацию отключить не смогут. А вот с московской властью надо быть поаккуратнее – что журналисты во всем блеске и доказывают. Обидно, когда журналист демонстрирует показную смелость там, где ему ничто не угрожает – и не может слово молвить в ситуации, когда нужна не то что смелость, а элементарное человеческое и профессиональное мужество.