Заговор черных генералов

Хлыстов Вадим

Выслушав ответные сообщения, что приказ принят к исполнению, развернулся к троим оставшимся с ним подчиненным:

– Наша очередь. Выходим.

Дверь из чердака Апостольского дворца чуть приоткрылась, и четыре фигуры, одетые в «хамелеоны», пригнувшись, мягко и неслышно ступая, рассредоточились по крыше папской резиденции.

Медленно подтянув к себе СВД, обернутую в ткань, подполковник взглянул в пятикратный оптический прицел и шепотом проговорил:

– Наблюдаю балкон. Доложить готовность.

Через мгновение пришел ответ от подчиненных:

– Здесь Касатка. Объект в прицеле.

– Здесь Фарада. Цель вижу.

– Здесь Говорун. Держу в прицеле.

Командир «росомах» на миг

прикрыл глаза, давая им отдохнуть, а потом опять прильнул к оптике:

– Напоминаю, начало операции – слова Папы: «Нет ни эллина, ни иудея…» Без моего выстрела огонь не открывать.

– Принято.

– Принято.

– Принято.

В этот момент на балконе базилики Святого Петра появился понтифик с сопровождающими его священниками. Многотысячная толпа верующих на пьяцца Сан-Пьетро радостно взревела, приветствуя главу католического мира. Улыбнувшись, Пий XI воздел руки, и его голос, многократно усиленный микрофоном, раздался на площади:

– Дорогие братья и сестры в Риме и во всем мире! Патриархи, митрополиты, архиепископы, епископы и прочие на местах властью облеченные, в мире и общении с Апостольским Престолом пребывающие…

Подполковник медленно повел стволом снайперской винтовки, и в перекрестии прицела возникла голова Пия XI:

– Внимание, три минуты.

– Весьма сердечно Мы приветствуем всех вас, возлюбленные сыны и дочери Рима и всего мира, в духе «Аллилуйя» Светлого Христова воскресенья, в духе радости о Воскресении и мире во Христе после скорби о Его божественных страстях. Однако, к несчастью, настают времена, когда может не стать ни Воскресения, ни мира между народами…

Внезапно на площади послышалось несколько вскриков, которые быстро начали перерастать в недоумевающий гул. Чувство радостной восторженности, до того физически ощутимое толпой верующих, резко и внезапно начало перерастать в ощущение подавленности и тоски. Казалось, над площадью вдруг появилась черная воронка, которая начала высасывать из людей все светлое и доброе, оставляя в душе только пепел безнадежности.

В наушнике командира «росомах» раздался взволнованный голос Егорова:

– Стас, Ноя сообщила, что ОН пытается выйти из-под контроля.

– Что происходит?

– Похоже, начал использовать толпу. Эмпат, мать-перемать…

– Отменяем операцию?

– Нет, ни в коем случае. Но помни, что у нас в запасе не больше десяти минут. Иначе его придется ликвидировать без шума.

– Понял. Отбой связи.

Подполковник опять прильнул к окуляру прицела. На балконе собора православная монахиня, стоящая за главой конгрегации Священной канцелярии, плавным, перетекающим движением чуть отстранила отца-инквизитора и оказалась стоящей рядом с Папой, а четыре монаха-иезуита переместились ближе к статс-секретарю.

– У нас на пороге стоит новый вид безбожия, который, разнуздывая низменные человеческие страсти, заявляет с бессовестным цинизмом, что на земле не настанет ни мира, ни благополучия, пока не будет стерт последний след религии и пока не будет уничтожен последний её почитатель. Как будто бы безбожники имеют власть заглушить дивный голос Спасителя, заявившего через уста апостола Павла: «Нет ни эллина, ни иудея…»

Монахиня решительно оттолкнула понтифика и встала перед ним, закрыв своим телом. Подполковник, чуть подняв ствол снайперской винтовки, поймал в оптический прицел навершие папской тиары и плавно нажал на спусковой крючок. Почти сразу раздались три последовавших друг за другом выстрела его подчиненных.

Первая пуля, диаметром в десять миллиметров, выпущенная Касаткой из ствола Barrett 82, попала

в левое сердце Эмилио Пачелли, растерзав его в кровавые ошметки. От ее же удара тело статс-секретаря развернуло на сто восемьдесят градусов и отбросило к стене. Поэтому, как и предполагалось, вторая пуля, прилетевшая мгновением позже, ударила его под правую лопатку, разорвав второе сердце. А третье изделие вершины человеческой науки – убивать – перебило позвоночник статс-секретаря. Однако, вопреки всему, тот еще продолжал жить. Изуродованное тело чуть дернулось на полу, и все находящиеся на балконе базилики Святого Петра с содроганием увидели, как, казалось бы, безнадежно мертвый кардинал попытался ползти к выходу, а его раны начали медленно затягиваться. Глава инквизиции прокричал резкую команду на латыни. Повинуясь ей, четверо монахов-иезуитов подскочили к распростертому на балконе телу и рывком перевернули его. Двое прижали ноги, один навалился, держа руки, а четвертый, выхватив из-под сутаны трехгранную мизерикордию, резко размахнулся и всадил ее прямо в глазницу. Кинжал «милосердия», разрывая мозг, эволюция которого на миллионы лет была старше людского, пробил затылочную кость, глубоко вонзился в мраморный пол и зафиксировал голову статс-секретаря, как булавка фиксирует бабочку. Создание, носящее имя Пачелли, страшно и протяжно закричало. И, вопреки физиологии Homo sapiens, сделало то, чего никогда бы не смог сделать обычный человечек с перебитым позвоночником и разрезанным мозгом. Своими окровавленными руками кардинал смял держащего их монаха-иезуита как легкий лист бумаги, а потом разорвал и отшвырнул останки в разные стороны. Но это была уже агония. Существо, еще видавшее, как обтесывали первый камень для крепостной стены Древнего Рима, совершив последнее в своей жизни убийство и сделав последний вздох, больше похожий на рык умирающего зверя, ушло в небытие, из которого не было возврата даже ему.

Секретарь конгрегации Священной канцелярии устало вытер пот со лба и приказал своим подчиненным:

– В госпиталь Святого Иакова его, в прозекторскую на вскрытие. Исследовать каждый сантиметр тела. Мы должны знать об этих тварях все. Головой отвечаете за останки.

Оставшиеся в живых монахи подхватили за ноги и руки то, что еще пять минут тому назад звалось Эмилио Пачелли, и скрылись в проеме двери.

В наушнике подполковника, внимательно разглядывающего происходящее на балконе собора Святого Петра через оптический прицел и готового немедленно открыть снова огонь, опять раздался голос Егорова:

– Стас, отбой. Все в порядке. Приступайте ко второй части операции.

– Как там Папа?

– Нормально. Крепкий мужик. Только побледнел, когда тиару с головы твоим выстрелом сорвало. Сейчас его уведут, а Меркати заявит о покушении. Начинайте работать. Все. Конец связи.

Подполковник отложил винтовку в сторону:

– Группе в Санта-Мария-Галерия – время «Х» минус десять минут.

– Есть время «Х» минус десять минут.

– Координатору на площади – начать операцию.

– Есть начать операцию.

Командир «росомах» поднял ладонь и жестом скомандовал своей боевой тройке:

– Уходим.

Тихими, неслышными тенями четыре фигуры покинули крышу папской резиденции, не оставив даже намека на свое былое присутствие…

Между тем пятидесятитысячная толпа верующих на площади Святого Петра замерла. Люди, находящиеся перед собором, не могли видеть, что в действительности происходило на его балконе. Они просто услышали непонятно откуда раздавшиеся выстрелы, вслед за которыми понтифик немедленно исчез из поля зрения. Такая последовательность событий всколыхнула в людях страшное предчувствие. И оно не замедлило подтвердиться волной криков, внезапно возникших в разных концах пьяцца Сан-Пьетро: