Заговор гордыx
Шрифт:
Ладьи остались у стен Солуни ждать подкрепления. Отец с товарищами заночевали в заливе Келларий. Утром их разбудил звук рогов и страшный рев. Город был окружен двумя морями: с одной стороны Эгейским, с другой людским. Славян там было не двадцать, а двести тысяч. И все они в один голос требовали выдать им головы всадников, которые вероломно напали на них. Но градоначальник горделиво отказал. «Скорее небо упадет на землю, и море превратится в горы, чем мы выдадим вам хоть одного ромея» – прокричал он со стены.
Тогда отец с товарищами сели в ладьи и пошли на штурм городских пристаней. Но
Ладьи разделились и направились к плотам, на которых держалась цепь. Ни Вострый, ни его товарищи не обратили внимания на плававшие вокруг рыбацкие лодки. Когда суда подошли вплотную к железной преграде, со стен посыпались огненные стрелы. Лодки оказались наполнены серой и смолой, они стали взрываться и полыхать. Огонь быстро перекинулся на ладьи, пожрал суда, паруса, людей….
Орлик замолчал и сглотнул комок в горле. Он шмыгнул носом, вытер сопли рукавом и продолжил.
– Отцу повезло. Пламя не задело его. Он прыгнул за борт и поплыл к берегу. Со стен летел дождь из стрел, но его они не задели. Вострый добрался до суши невредимым, и присоединился к своему народу. Остальные славяне видели, что случилось на море, и пришли в бешенство. Вот тогда и начался штурм Солуни.
Пятнадцать раз мы шли на приступ каменных укреплений. За это время солнце пять раз опускалось за горизонт, и пять раз поднималось. На шестой день утром ворота были выломаны, а защитникам ничего не оставалось, как обходить стены крестным ходом. Перед последним, шестнадцатым штурмом отец увидел, что с севера к нам движется подкрепление – большое, хорошо вооруженное славянское войско. Это племя жило в нескольких дневных переходах от города в собственном селенье. Их встретили радостными возгласами и бряцаньем оружия.
Однако эти братья по крови оказались вероломными отступниками, душепродавцами. Вместо того, чтобы отомстить за убитых и основать славянскую столицу на море, они повернули оружие против нас. Градоначальник Солуни щедро оплатил золотом нашу кровь. – Михаил снова усмехнулся, громко и радостно.
– Мы были сбиты с толку, запаниковали. В это время из проломленных городских ворот выехал закованный в железо отряд. Они врубились в нас, как нож вонзается в горло ягненка. Мечи обрушились на наши головы. Войско Хацона оказалось в тисках. Началась резня. Со стен вновь полетели тучи стрел. Одна из них вонзилась моему отцу в бок, но даже после этого он сумел зарубить трех всадников. А потом его ударили по голове, и он потерял сознание.
Победители особо с ним не церемонились, думали, не выживет. Но он оказался сильнее, чем ожидали. Его сделали рабом и отдали Гонорию, как военный трофей.
– А говорил, истории рассказывать не умеешь – восхитился Иоанн. – Отлично получилось!
– Ты все время говорил про славян «мы», а про ромеев «они». Ты до сих пор считаешь себя варваром, а нас врагами? – ровным голосом поинтересовался Константин.
– Ну как ты не понимаешь?! Эту историю рассказывал ему отец, наверняка не один десяток раз – вступился за
Краем глаза Иоанн заметил позади себя какое-то молниеносное движение. Раздался свистящий звук. Лошадь под ним вскинулась, заржала и встала на дыбы. Не ожидавший такого подскока юноша выпустил поводья и, кувыркнувшись через голову, упал на землю. Его гнедая припустила в галоп.
Ребра и левую руку пронзила тупая боль. В глазах расплылась белая пелена. Иоанн закричал и скрючился на земле. Казалось, весь мир вдруг уменьшился до размеров его тела, до пульсирующих мучительных ощущений. Когда пелена спала, и зрение прояснилось, юноша увидел ухмыляющееся лицо Михаила.
– Ты не ушибся, господин? – с издевкой спросил он. – Крепче надо держаться за поводья. И не пугать так лошадь.
– Прекратить – со сталью в голосе скомандовал Константин. – Еще раз такое повторится – высеку и отправлю обратно одного. Нам приказано доставить их в столицу живыми и невредимыми. Понятно?
– Да, господин – уныло ответили Михаил и Александр.
– Я не слышу. Понятно?
– Да, господин! – гаркнули они.
– Михаил, найти и вернуть жеребца. Не найдешь – отдашь своего и пойдешь пешком. – «Чурбан» пришпорил коня и рванул в темноту. – Сильно ушибся? – обратился он к Иоанну.
– Да… – простонал тот.
– Отлично. Надеюсь, будет по-настоящему больно, и ты поймешь, что дразнить сопровождающих не следует. Мы должны держаться вместе, иначе пропадем. Поэтому впредь придержи язык. Вставай.
Иоанн сел на каменистой земле, ощупал саднящую руку. Согнул ее и разогнул. Вроде не сломана. Когда вставал на ноги, бок пронзила острая боль.
– Осмотрим тебя позже, на привале. Сейчас задерживаться нельзя.
Вскоре раздался цокот копыт и из темноты выехал Михаил, ведущий за уздцы гнедого.
– Ушел не далеко – радостно крикнул он. – Зацепился поводьями о какой-то куст.
Иоанн перехватил вожжи и медленно забрался в седло. Тысяча иголок снова впилась в левый бок. Юноша застонал, пришпорил коня, и отряд поехал в молчании.
Дорога пошла вниз, под горку. Путники спускались с широкого пологого холма. Впереди поднималась беспросветная масса взгорья. Она нарастала, расширялась и поглощала даже скудный свет луны. Из ночного марева иногда выныривали одинокие покосившиеся сосны. Они растопыривали угловатые ветви, тихо махали ими и исчезали в темноте.
В низине на изгибе дороги всадников встретила толстая, кряжистая чинара. Ее пузатый ствол разделялся на множество скрюченных лысых лап, тянувшихся к небу и таявших во мраке. Возле дерева Константин скомандовал остановиться.
– Спешивайтесь. Дальше пойдем пешком. За чинарой начинается тропа, которая выведет нас к месту ночевки.
Путники взяли лошадей под уздцы, выстроились в цепочку по одному и свернули с торного пути влево, в ложбину между двумя взгорьями. Идти пришлось медленно, петляя и обходя крупные камни и ямы.