Заговор красного бонапарта
Шрифт:
Он позвонил.
— Пойдите в сад, — сухо сказал он пришедшей прислуге, — и прогоните птицу камнем к чортовой матери. Мешает только!
Потом его мысли опять вернулись к государственным делам, к весу и влиянию тех, кто окружал его в повседневной работе. Каждому своему помощнику он всегда старался противопоставить другого — соперника, могущего и жаждущего сменить того на посту. Так, он имел Ежова против Ягоды, Жданова против Андреева, Тухачевского против Ворошилова, Мехлиса против Гамарника, Кагановича против Орджоникидзе. Всегда каждому крупному деятелю был готов его заместитель, по мере возможности заранее и зло натравленный на соперника. Этот элемент соперничества, злобы, яда, недоверия Сталин тщательно культивировал и поощрял… Вот и теперь Ежов рад полученной власти и не подозревает, что Сталин уже заранее ищет ему заместителя в рядах своего верного окружения… Дать много власти своим сподвижникам, сплотить их в одну семью, как это делал Ленин, было не в обычае Сталина. Ленин был вождем по призванию.
Когда имя Кагановича пронеслось в мыслях Сталина, его губы сложились в усмешку. Этот молодой талантливый еврей был много понятливей других и уверенно шел к высшим постам, не давая своей голове закружиться от опьянения властью. Сталин вспомнил постоянные попытки Кагановича сблизить его со своей сестрой Розой и неожиданно почувствовал, как по его нервам крепкого шестидесятилетнего человека прошла волна возбуждения. Роза Каганович действительно была женщиной, которая могла возбудить даже истрепанные — многолетней революционной борьбой нервы диктатора. Вызывающая, кричащая южная красота Розы, девушки в полном расцвете 24 лет, бросалась в глаза Сталину во всех случаях, когда в его присутствии женщинам можно было находиться. Брат умело и толково продвигал свою сестру к подножию диктаторского трона. И нельзя сказать, чтобы эта игра была Сталину неприятна. Он ясно понимал ее, но не видел в усилиях Кагановича ничего, кроме стремления укрепить этим свое положение и сделать свою карьеру еще сногсшибательнее. Такие побуждения Сталин всегда поощрял.
Опять засопела потухшая трубка. Огонек вспышки настоящей заграничной спички и на этот раз блеснул без осечки и осветил плотоядно улыбавшееся лицо грузина… Да, конечно, Роза была роскошной женщиной, могущей возбудить его затухающую чувственность. Куда до нее этой старухе Аллилуевой, может быть, хорошей матери и другу, но теперь давно уже никудышной любовницы. А Сталину вовсе не нужно было ни друзей, ни хранительниц семейного очага. Вся сила его страстной натуры ушла в политику. Чувства отца и семьянина у него были атрофированы, но южная кровь еще не совсем остыла. Да, что ни говори — Роза аппетитный кусочек!
Сталин со вкусом выпил еще полстакана вина и заставил свои мысли опять вернуться в привычную политическую колею. Вопрос о соперничестве всегда был для него самым больным вопросом. Но ему уже удалось обезглавить партию; в ней не было теперь никого, кто мог бы стать опасным соперником; старая гвардия была уничтожена. Молотов — аккуратный служака и только. «Каменный зад» — звали его в стране и в партии. Он мог усидчиво работать в своем кабинете по 16 часов, но вести за собой? Нет, на это он не способен. Молодые силы — Жданов, Каганович, Хрущев, Андреев — еще не доросли даже до мысли о том, чтобы стать вождями…
В ГПУ-НКВД Ягода был страшной опасностью. Теперь его уже почти нет — он обречен, хотя официально еще нарком-связи. Других опасных людей расчистит Ежов. А если сам Ежов захватит очень уж много власти — ну, что ж (Сталин хмыкнул удовлетворенно) — «пойдет налево». Но после ликвидации, партии, как самостоятельной силы, после обезглавления второй опасности — НКВД — оставалась еще третья сила, с которой нужно считаться и… посчитаться. Эта третья сила — армия. Усиление армии было делом первейшей необходимости, но, укрепляясь, как орудие обороны, армия одновременно становилась все более ощутимым фактом внутренней политики. А это уже было Сталину никак не на руку.
Война, очевидно, так или иначе, неизбежна. Германия и Польша вооружались лихорадочным темпом. А готовое оружие имеет необычайную способность начинать, наконец, стрелять почти само собой. Причины для выстрелов изобретаются дипломатией уже потом… Сталин совсем не был против войны. Почему бы не распространить свою власть на всю Европу. Но Европа в 1920 году отбила первую вылазку воинствующего большевизма. Европа 1930-32 годов была страшно слаба. Ее сердце — Германия находилась накануне революции. Но тогда как раз Советский Союз, из-за перегибов в коллективизации, из-за «головокружения от успехов» [29] был сам неспособен на удар… Момент прошел. Германия выправилась и теперь стояла не только защитным валом перед Европой против большевизма, но и сама могла перейти в атаку. Гитлер, вооружавший страну по последним образцам военной техники, готовился к удару. Задыхаясь на своих песчаных полях, лишенная колоний, поднявшаяся после поражения и унижения страна, пристально смотрела на богатый восток. Drang nach Osten опять чувствовалось в воздухе. Вместо масла готовились пушки… Правда, в СССР военная, подготовка не отставала от германской. Тухачевский делал громадные и успешные усилия, чтобы довести Красную армию до предела
29
«Головокружение от успехов» — выражение самого Сталина, когда он, видя всеобщее возмущение в связи с ужасами насильственной коллективизации, обвинил в них… мелкую низовую сошку, мелких партийных чиновников, среди которых многие были расстреляны, а «перегибы» прекратились. Погибло, как считают эксперты, от 5 до 6 миллионов самых хозяйственных русских крестьян — «кулаков».
Вся эта гигантская подготовка велась в СССР непрерывно, — но скрытно и тайно. Гитлер готовился, бряцал оружием и угрожал. Сталин тоже готовился, но в упрямом молчании. А если не молчал, то официально высказывал мысли, которые старые партийцы встречали с плохо скрытой, веселой усмешкой. Так, недавно он дал интервью американскому журналисту Ховарду и когда тот неожиданно спросил у Сталина насчет его намерения поднять мировую революцию, последний сделал «искренне наивное» лицо.
— Какую такую «мировую революцию»?
Американец даже смутился от подобной наглости.
— Помилуйте, мистер Сталин. Да ведь весь мир считает, что вашей задачей является установление мирового коммунизма путем революции во всех странах.
Еще более «удивленным» стало лицо красного диктатора.
— Откуда взялось такое странное мнение? Тут явное недоразумение. Наш Советский Союз думает только об устроении своей жизни и никогда не помышляет вмешиваться в дела других стран. Все басни о том, что мы стремимся к какой-то мировой революции — ничто иное, как фантазия наших врагов…
Сталин пыхнул трубкой и довольно крякнул, когда вспомнил огорошенное лицо американца и потом оживленные комментарии мировой прессы. Он прекрасно понимал, что для коммунистической и сочувствующей СССР прессы во всем мире подобного рода заявления — прекрасный пропагандный материал, и что нехитрые мозги среднего иностранца будут окончательно вывихнуты этим сенсационным утверждением.
Ну, конечно, таких людей, как Гитлер и Муссолини, всякими интервью не провести. И все равно — так или иначе, рано или поздно — война неизбежна. «Длительное сосуществование коммунизма и капитализма невозможно», — сказал еще Ленин. Но теперь вместо дряблых демократий выросла новая сила фашизма и национал-социализма. И эта сила смертельный враг… Да, война… Но если она вспыхнет, — не будет ли она грозить лично Сталину, пожалуй, даже в большей степени, чем самой стране? Боевые действия неизбежно выдвинут вперед военные потребности и руководителей армии. Потребуется напряжение всей страны, возбуждение в ней инстинктов патриотизма, неизбежные политические уступки, смягчение режима террора, выдвижение новых людей и пр. и пр. Если теперь Сталин в виде войск НКВД имеет внутреннюю армию, то ведь при вспышке серьезной войны нельзя будет оставлять в тылу массу хорошо откормленных преторианцев. Да и та, настоящая армия будет не в пример сильнее… И вот тогда — не появится ли у кого-либо из облеченных новой властью полководцев простая и ясная мысль: «А зачем, в сущности, нам теперь сам Сталин? Не будет ли без него победа проще и скорее достигнута»?.. Не найдутся ли в Красной армии, как в революционных армиях Великой французской революции, свои кандидаты в Бонапарты, которые, имея в руках военную силу, попытаются в первую же очередь избавиться от него, Сталина, пока что держащего теперь их в своем подчинении?
Мысль была проста и логична. Сталин опять зажег потухшую трубку и перебрал в памяти теперешних кандидатов в Бонапарты.
Ворошилов, когда-то отчаянный партизан, бесшабашная душа. Теперь он и староват, да и простоват для Бонапарта. Да и сам, конечно, понимает, что ему не под силу одному справиться с большой порцией власти. Он добился всего, чего хотела его простая душа: денег, власти, мягкой постели, красивых женщин… Чего ему еще?.. Тимошенко? Ну, этот еще менее опасен. Полуграмотный простецкий участник гражданской войны, выдвинувшийся только благодаря Сталину. Нет, не из такого теста лепятся Бонапарты! Пусть Бонапарты подобны молнии — их увидишь только в момент удара, но и для молнии нужна атмосфера бури, грозы… Нет не Тимошенко опасен… Жуков? Офицер военного времени, хороший способный солдат. Этот уже более опасен, но нет у него ореола ни в армии, ни в партии. Хороший служака… но политический вождь? Вряд ли! Нет у него тонкости и уменья лавировать. Его можно «выдвинуть» и потом — «задвинуть» во время. Жуков может подумать о перевороте, но теперь он о нем не думает… И сам не додумается… Буденный? Этот вот более опасен, хотя бы по одному тому, что несомненно любим в армии. За этим пойдут, куда бы он ни позвал. Но может ли позвать куда-либо этот бывший вахмистр с жгучими усами? Сам — нет… Он может быть страшен только под влиянием кого-либо другого. Он исполнитель, не более. Ну, кто дальше? Тухачевский?.. Да…