Заговор патриотов
Шрифт:
Томас творчески развил свой тезис. Он пришел к выводу, что лучший чиновник - это тот, кто не делает ничего. Совершенно ничего. Просто ходит на работу, сидит в своем кабинете, получает зарплату и не принимает никаких решений. В политических дискуссиях, которых Томас не любил, но в которых как интеллигентный человек вынужден был участвовать, так как возникали они везде и по любому поводу, этот его коронный тезис снимал накал страстей и примирял самых яростных оппонентов. Все соглашались: да, лучше бы они, падлы, сидели и ничего не делали.
Но они делали. А поскольку ситуация была в высшей
В богемных компаниях, в которых проходила жизнь Томаса Ребане, за ним укрепилась репутация человека остроумного, широко, хоть и поверхностно, эрудированного и несколько легкомысленного. Но при всей своей легкомысленности он был далеко не глуп. Он был равнодушен к политике, но довольно быстро понял, что та неразбериха, в пучину которой погрузилась Эстония в пору становления своей государственности, не так уж и случайна, как казалось на первый взгляд. Под истерики митингов, под телевизионные сшибки политических дебатов, под пикеты и марши протеста русскоязычного населения, возмущенного готовящимися законопроектами о гражданстве и государственном языке, в республике происходило крупномасштабное мародерство, которое на страницах газет именовалось перераспределением общенародной собственности, денационализацией и прочими красивыми и умными терминами.
Перли всё - от заводов до танкеров и лесовозов в портах.
Перли все, кто не тратил время на пустых митингах-говорильнях.
И вывод этот Томас сделал не на основе абстрактных рассуждений. Какие абстракции! Люди, с которыми он всего несколько лет назад фарцевал у гостиниц и "ломал" у "Березок" чеки Внешторга, становились хозяевами фирм, покупали особняки в самых престижных районах Таллина, снимали под свои офисы многокомнатные номера бывшей интуристовской гостиницы "Виру" - самой дорогой в городе, да и во всей Эстонии. И ладно бы люди были какие-то особенно умные, какое там - по уровню интеллекта сразу после многих из них шли грибы.
Были, конечно, и другие, из бывших, отсидевшиеся в глубинах ЦК и Совмина. У тех позиции были заранее подготовлены, и к ним уходила не мелочь вроде особняков и танкеров, а сами порты, железные дороги и рудники. К ним Томас и не примеривался. Понимал: там ему нечего ловить, не та игра, не те игроки, не его калибра. Но эти-то, свои, Витасы и Сержи-мочалки, они-то почему ездят на дорогих иномарках, а он, Томас Ребане, знающий финский, почти свободно говорящий по-английски и по-немецки, целый семестр слушавший лекции лучших профессоров старейшего в Европе Тартуского университета, даже "Жигулей" не имеет!
Томас не был жадным человеком. Видит Бог, не был. Но тут совершалась какая-то высшая несправедливость. Томас не сразу это осознал. Но когда однажды до него до-шло, что новая жизнь проходит
А этого он не хотел.
Но что он умел? "Ломать" чеки? Так про них все и думать забыли. Податься в "челноки"? Но все ярмарки под завязку забиты турецким и польским ширпотребом!
Проведя несколько дней в одиноком пьянстве и мрачных раздумьях, Томас смирил гордыню и отправился за советом к старому приятелю, с которым когда-то на пару работал у "Березок". Звали его Стас, а кличка у него была Краб по причине квадратности его короткой плотной фигуры, какого-то болотистого цвета кожи и непомерно длинных рук, мощных, как клешни.
В изящных комбинациях, которые разрабатывал и проводил Томас, Краб осуществлял силовое прикрытие. И на большее не годился. Он даже бабки считать не умел. Когда Томас отстегивал положенные ему двадцать пять процентов, Краб долго мусолил купюры, шевелил губами и подозрительно смотрел на напарника своими маленькими крабьими глазками, пытаясь понять, не нагнул ли его тот при расчете, хотя расчет всегда требовал лишь умения делить на четыре. При этом малый был скрытный и зажимистый. Томас не помнил случая, чтобы его удалось выставить хотя бы на бутылку пива. Чем занимался Краб в свободное от работы у "Березок" время, никто не знал, да и не интересовался. И лишь случайно Томас узнал, что Краб учится на вечернем отделении техникума советской торговли, переползая с курса на курс с натугой маломощного грузовика, одолевающего очередной подъем лишь со второй или третьей попытки.
И вот теперь этот Краб - президент компании "Foodline-Balt". Сначала организовал целую сеть передвижных закусочных, а теперь ведет оптовую торговлю продуктами со всей Европой.
Краб. Господи милосердный, да что же это творится в Твоих имениях?
Но делать было нечего. Томас пошел к Крабу. Тот был кое-чем обязан Томасу. Когда Томаса первый раз замели по 147-й, на следствии он отмазал напарника. Продиктовано это было чисто практическими соображениями: одно дело, когда преступление совершается в одиночку, а совсем другое - когда по предварительному сговору в составе преступной группы. Но все же Томас считал, что поступил благородно и потому вправе рассчитывать на ответную благодарность.
Его расчет оправдался. Краб принял Томаса запросто, не чинясь, в своем офисе с видом на одну из главных достопримечательностей Таллина - древнюю башню Кик-ин-де-Кёк, только через секретаршу попросил подождать, пока он закончит переговоры с датчанами. Секретарша провела Томаса в просторную гостиную с глубокими кожаными креслами, необъятными диванами и старинным камином, переоборудованным под бар. В простенках между высокими сводчатыми окнами висели современные картины - разные квадраты и зигзаги. Томас понял, что это комната ожидания для VIP. Секретарша подтвердила: "Да, господин Анвельт считает нетактичным заставлять посетителей ждать в приемной".