Заговор призраков

Коути Екатерина

Лорд Линден наотрез отказался выполнять свой долг христианина. По его словам, в Итоне он наслушался проповедей и настоялся на коленях на год вперед. Должна же и его набожность взять выходной! Он не преминул добавить, что в прошлом веке религии вообще уделялось меньше внимания. Тогда только методисты распевали гимны по амбарам, а народ если и шел в церковь, то лишь затем, чтоб погреть босые ноги на устланном тростником полу. Аристократы и вовсе не знали, с какого конца открывать молитвенник. Вот сами спросите у лорда Мельбурна, как пойдете к нему вечером! Он все подтвердит. Сколько раз его заставали храпящим в церкви,

куда его на аркане тащила королева!

Дерзкие речи обошлись мальчишке в две затрещины и распухшее ухо, но неволить его дядя не стал. Стоило только вспомнить себя в его возрасте… О, что это было за время!.. Пусть шалопай перебесится. Перед вступлением в палату лордов ему все равно придется признать себя членом англиканской церкви, иначе путь в политику ему заказан.

А ведь из Чарльза получится первоклассный тори. Такой, какие рождаются раз в столетие. Тори защищают монархию от новомодных веяний, а уж по части консерватизма Чарльз всех оставил позади. Он по-прежнему был верен Стюартам.

Политические пристрастия племянника мистер Линден ставил себе в укор. Он помнил, как вдвоем они вернулись с кладбища, где рядом с одной свежей могилой появилась вторая. Меньше чем за месяц мальчик потерял и отца, и деда. Раньше горничные хватались за голову от его проказ. Теперь он стал тенью прежнего себя, не мог не то что смеяться, а даже голос поднять. Дяди он дичился, замирал в его присутствии, как мышь-полевка при виде скользящей крылатой тени. Наверное, наслушался сплетен о том, как мистер Линден спровадил на тот свет обоих титулованных родственников. И боялся, что он следующий.

Нужно было вытаскивать мальчика из этого оцепенения, пока оно панцирем не сомкнется вокруг него. Но как? И тогда Джеймс вспомнил про библиотеку. Сколько раз книги скрашивали его одиночество и поверяли ему свои тайны.

По воле судеб, первой книгой, что легла на колени Чарльзу, была история якобитских восстаний. Мальчишки любят читать о походах и сражениях, рассудил Джеймс и оказался прав. Весь вечер племянник просидел в кресле, листая страницу за страницей и – о, чудо! – болтая ногами, а поутру его голос звенел, когда он пересказывал няне самые захватывающие главы. С тех самых пор Чарльз Линден был потерян для современности. Не раз он похвалялся, что спихнул бы с трона ганноверца Георга и усадил бы на древний Скунский камень Истинного короля – Чарльза Стюарта, Красавчика Чарли.

Почему, ах, почему он родился так поздно? Над этим вопросом лорд Линден не раз скрипел зубами.

Как истинный тори, он заявил, что ноги его не будет в доме бывшего лидера партии вигов. К Мельбурну Джеймс и Агнесс поехали вдвоем, чему немало обрадовались, ибо дерзость Чарльза, особенно в больших количествах, была весьма утомительна. Если весь вечер им придется щипать мальчишку с двух сторон, толку от визита уж точно не будет.

3

Лондонский адрес Мельбурна отыскался в книге британских пэров – Саустстрит, 39, близ Гросвенор-сквер. Уже перевалило за одиннадцать, когда они оказались перед солидным домом в четыре этажа, с массивной арочной дверью, над которой нависал балкон. Взойдя на крыльцо, Агнесс прищурилась и задрала голову вверх, затем неодобрительно прицокнула. Ни в одном окне не горел свет, и дом казался погруженным в дрему.

– Право же, сэр, всему есть свои

границы. Говорила же я вам, что мы нагрянем слишком поздно. Вот, полюбуйтесь – все спят.

Джеймс улыбнулся в белый шейный платок. Те кутежи, которые в былые дни устраивал Уильям, тянулись ночи напролет, а шум пробуждающегося города служил братьям Линденам колыбельной. Но откуда Агнесс было знать, как поздно ложатся спать аристократы? Вся ее жизнь прошла в провинции. Даже столичный обычай ужинать в восемь вечера, а не в шесть, причинял ей немалые телесные страдания, и несколько раз Джеймс становился свидетелем того, как его протеже, воровато озираясь, бегала на кухню за бисквитами, как только на улице темнело.

Однако лорд Мельбурн был вельможей старой закалки. Такие привыкли полуночничать. Погасшим огням Джеймс находил иное объяснение. Не смутило его и то, что стук дверного молотка стал самым громким звуком на всей Саус-стрит. Никто не торопился отпирать, но Джеймс удвоил усилия. Наконец заскрипела щеколда, и в приоткрытой двери показалась свеча, освещавшая чей-то крупный, похожий на перезревшую клубнику нос.

– Кого нелегкая принесла? – осведомилась его обладательница с густым северным акцентом.

– Мы к его милости, – пояснил Джеймс и вновь усмехнулся, когда Агнесс отступила в сторону и сделала вид, что она не с ним. – По крайне срочному делу. Касательно королевы.

– Проходите, коль так.

В другое время он и сам бы удивился, что в доме лорда дверь открывает не лакей, а приземистая, краснолицая старуха, от ситцевого платья и чепца которой разило прогорклым жиром. Но, видимо, крепче нервов ни у кого во всем доме не нашлось. Ведь ночь-то сегодня непростая.

Приказав гостям следовать за ней, служанка загрохотала по лестнице, и каждая ступень визгом отзывалась на ее тяжкую поступь. Огонек свечи прыгал вверх и вниз, выхватывая из темноты углы золоченых рам на стенах. Пару раз экономка подымала свечу так высоко, что видны были лица предков лорда Мельбурна. Джентльмены в париках и треуголках смотрели на чужаков неодобрительно.

Впрочем, к хозяину они имели такое же отношение, как к его незваным гостям. О том, что Уильям Лэм никакой не сын первому виконту Мельбурну, знал весь Лондон. Леди Элизабет, дама крайне общительного нрава, прижила сына от любовника, а ее супругу не оставалось ничего иного, кроме как признать сей плод чужой любви. Утешало его лишь то, что бастард все равно ничего не наследует. Отрадой виконту служил его старший сын, походивший на него как заурядной внешностью, так и скудоумием. Вот он-то и получит все состояние. А бастард пусть себе небо коптит. Но злодейка-фортуна распорядилась иначе: одарив наследника поцелуем, она вдохнула в его легкие заразу. А после кончины законного сына деньги и титул прибрал к рукам не кто иной, как Уильям Лэм.

Джеймс прокрутил в голове эту историю, и она отозвалась неожиданной болью узнавания. Кажется, он понимает лорда Мельбурна слишком хорошо, и от этого ему становилось не по себе. «А он – ее», – в памяти всплывали слова безумца. На что же можно пойти, чтобы вернуть бывшего друга? И на что он, Джеймс Линден, ректор Линден-эбби, готов пойти сам?

– М’лорррд! – зычный голос выдернул его из размышлений. Служанка остановилась у одной из дверей и яростно в нее заколотила. Свеча в ее руке задергалась, орошая паркет горячим воском.