Заговор призраков
Шрифт:
– Во всем-то вы правы, милорд, кроме одного – братья из Медменхема не сохраняли баланс, – возразил Джеймс. – Ни в жизни, ни после нее. Темная сторона составляла всю их суть. Ходили слухи, что они продали душу дьяволу, и, судя по всему, так оно и было. Мы имеем дело с очень опасным противником.
– Что же вы теперь намерены предпринять?
«Так я вам и сказал».
– Об этом мне еще предстоит подумать. Пока же я намерен попросить у вас чашечку чая. Тем более что все нужное для чаепития уже на столе.
Лорд Мельбурн позвал экономку, ту сумрачную
Трогательно приоткрыв рот, Агнесс ловила каждое слово. Должно быть, точно так же премьеру когда-то внимала королева, едва перешагнувшая порог детской. Слушала и не могла поверить, что все эти сокровища принадлежат ей. Кладовая ее памяти, где пылились вырезки из учебников да материнские наставления, наполнялась восхитительными пирожными, и начинкой в каждом была тайна, и вкушать их можно было до бесконечности. Виктория была голодна, а он накормил ее досыта. И тогда она полюбила своего нового друга так пылко, что напрочь забыла о приличиях и своим поведением дала повод для пересудов.
Неужели все это в прошлом? Нельзя же просто так выкорчевать память о друзьях? Корни дружбы залегают глубоко. Они пускают ростки, даже если над землей не осталось и пня. Оглянешься вокруг – и видна поросль, зеленая, как надежда и волшебство.
«Она не забыла его. А он – ее». Так можно сказать и о них с Лавинией.
На анекдоте о том, как Георг IV не пускал на коронацию свою жену, в кабинет вернулась экономка. Она грохнула поднос с такой силой, что из чайника выплеснулась заварка. Сочтя книксен излишеством, молча развернулась и ушла. Агнесс вскинула брови. Вот так бесцеремонность! И при таком знатном господине! Ее замешательство не укрылось от проницательных глаз милорда.
– Я редко отчитываю слуг, – посмеиваясь, объяснил он, когда Агнесс поднесла ему чашку. – Иначе мне пришлось бы разговаривать с ними, а от этого они начинают слишком много о себе мнить.
Но Джеймс догадывался, чем на самом деле вызвано недовольство старой служанки. Кому-то же придется приводить комнату в порядок после того, как здесь появится еще один гость. Вернее, гостья. Ради встречи с ней он выбрал именно эту ночь.
Джеймс пригубил чай и чуть поморщился.
– Хороший чай, но дешевый фаянс портит его вкус. Неужели у вас не нашлось сервиза получше? – Он поднял чашку, разглядывая донышко. – Или всю посуду с гербами она уже успела перебить?
На миг ему показалось, что лорда хватит новый удар, уж слишком громко, со свистом, он втянул воздух, и от лица
– Как вы догадались… эмм-э… про нее?
Голос лорда был ровным, и лишь дрожание руки, когда он оглаживал бакенбарды, свидетельствовало о пережитом потрясении. Мистер Линден попытался вызвать в себе сочувствие к старику, но не смог. Уж слишком они с Мельбурном были похожи.
А к себе он не испытывал ни малейшего сострадания. Только злобу.
– Вы думаете, сэр, что только вам позволено ворошить чужое прошлое?
– Вы не ошиблись, мистер Линден. Как не ошибся и я, поручив вам расследование этого дела. Ум ваш остер.
Мельбурн тоже взял со стола чашку, словно поднимал за хвост дохлую крысу.
– Однажды… мхмм… Каро перебила посуды фунтов на двести, а после так раскаивалась, что торговалась с молочником из-за сыра – хотела проявить себя хорошей хозяйкой. Зачем повторять былые ошибки? Она безумна. Что ей стоит вообразить роскошный Веджвуд вместо этого чертова фаянса? Ведь и про нашего сына она говорила, что он изящно изъясняется по-французски, хотя он едва мог нацарапать свое имя и забывал чистить зубы по утрам. Наш сын Август родился идиотом, мисс Тревельян… Эм-хм… я, право же, не знаю, зачем все это вам рассказываю.
– Кого вы имеете в виду, сэр?
– Как это – кого? Леди Каролину Лэм, мою дражайшую супругу. Покойную. Сегодня день ее рождения, и я просто жду не дождусь, чтобы поздравить ее с сим знаменательным событием. В эту ночь она всегда меня посещает. Я загодя даю слугам выходной. При жизни она, бывало, гонялась за прислугой с кочергой… гм… не хотелось бы так рисковать. С последними лучами солнца старая матушка Симкинс накрывает на стол и уходит к себе. Небеса благословили ее не только тугоухостью, но и равнодушием, посему она не задает лишних вопросов, когда поутру я зову ее прибрать в кабинете.
– Миледи появится в полночь? Так эффектнее, – предположила Агнесс.
– Вы правы, Каро всегда была любительницей дешевых трюков… Сколько сейчас времени? Я, знаете ли, не держу часов, меня раздражает их тиканье.
Чашки на столе треснули одновременно. Чайник, сахарница и молочник последовали их примеру минутой позже. Запятнанная скатерть поползла по столу, словно ее тянули за угол, но остановилась прежде, чем посуда посыпалась на пол.
– Я знаю, что ты можешь видеть нас, милое дитя, – произнес тихий, хрипловатый женский голос.
4
Воздух задрожал, как в часы полуденной жары, и рядом со столом появилась невысокая, весьма миловидная леди. Выглядела она изможденной, глаза ввалились и лихорадочно блестели, губы потрескались, и она беспрерывно стискивала и теребила пальцы, то и дело принимаясь ковырять кожу возле ногтей, и без того покрасневшую и опухшую. Каролина была коротко острижена. Хотя Джеймс знал, что в начале века леди носили подобные прически, все же знать – одно, а видеть – другое. Впечатление было отталкивающим. К тому же волосы поредели, выглядели свалявшимися и сальными.