Заговор против маршалов
Шрифт:
— Слушаюсь,— адъютант записал в блокнот.
— В прошлых сводках два раза отмечалось, что его называют «франтом». Я это уже усвоил. Не надо ничего лишнего. Теперь о свидании Сурица с Доддом. Политические симпатии американца давно известны. Не надо повторяться. Тем более что никакой положительной информации нет. Только сам факт, длительность встречи и запись телефонного разговора.
— Ясно, группенфюрер. Материалы три-а, группенфюрер,— адъютант взял новую стопку, намереваясь положить ее, как обычно, справа от Гейдриха.
— Посмотрю позже. Кстати, давно
— Важное донесение из Женевы, группенфюрер,— перебирая страницы, адъютант задержался на одной, помеченной красным грифом.— Проходит по четырем параграфам.
— Давайте,— по обыкновению безучастно и глухо сказал Гейдрих.
Сразу уловив суть, он перечитал каждую строчку. Загадочное происшествие в Шепетовке заслуживало специального анализа. Вопросов возникало множество, а однозначных ответов не находилось. Информатор, внедренный в бюро полковника Коновальца, сопроводил телеграмму Смал-Штокого биографическими данными бывшего посланника Центральной рады. Вступать в контакт с абвером, пожалуй, не стоило. Ведомство Нейрата располагает обширной документацией по Украине. Гейдрих вызвал по внутреннему телефону уполномоченного по связи с министерством иностранных дел штурмбанфюрера Карстенса.
— Зайдите ко мне, Фриц.
Завизировав доклад, он раскрыл личное дело Вальтера Шелленберга. Вооружившись лупой, тщательно изучил фотографию: удлиненный овал лица, большие светлые глаза, зачесанные на пробор волосы. Вполне ординарная, но не лишенная благообразия внешность. Правильной формы нос, выпуклый лоб, небольшие уши, твердый подбородок, умеренно выраженные надбровные дуги — все находилось в пределах нормы и полном согласии с антропометрическими измерениями.
Следуя примеру рейхсфюрера, Гейдрих придавал большое значение такому обследованию. Для зачисления в СС оно было совершенно обязательно, но нередко повторялось и при кадровых перемещениях. Шелленбергу покровительствовал сам Гиммлер. Именно он посоветовал Гейдриху взять подающего надежды агента в свой аппарат. Высокая рекомендация, безусловно, обязывала, что требовало удвоенной бдительности. Немотивированный отказ исключался.
Поводов для придирок, однако, не нашлось.
Анкета, характеристика, справка о расовой чистоте — ничто не внушало подозрений. Седьмой сын фабриканта роялей, достойная немецкая семья, хорошее воспитание. Закончил юридический факультет университета, усиленно занимался спортом, отличные успехи в науках, особенно в языках, студенческая корпорация «Боруссия». Участвовал в движении. Зарекомендовал себя способным осведомителем. Непосредственный начальник специально отмечает литературный стиль. Казалось бы, чего лучше?
Гейдрих примерно догадывался, через кого двадцатипятилетний пройдоха — такое складывалось
Все еще раздумывая, Гейдрих отвинтил колпачок авторучки и, слегка промедлив, наложил резолюцию.
Для начала он решил испробовать этого Шелленберга на картотеке. Оберштурмфюрер Мельхорн предложил оригинальную конструкцию — нечто вроде карусели. Нужная карточка выскакивает сама, стоит нажать кнопку. Идея перспективная. Пусть парень поможет доктору Мельхорну по юридической части: рубрики, параграфы и все такое. Посмотрим, каков он в работе.
Гейдрих прошел в заднюю комнату и взял скрипку. Прикрыв глаза, прижал ее костлявым подбородком к плечу. Красиво зажав смычок, провел по струнам и заиграл, покачиваясь в самозабвенном экстазе. Когда штурмбанфюрер Карстенс появился в приемной, из приоткрытой двери уже в полную силу лилась рыдающая мелодия. Виртуоз с серебряными генеральскими листьями на черных петлицах разнообразил ее игрой флажолетами и переборами пиццикато.
Карстенс вопросительно взглянул на привставшего адъютанта. Тот с улыбкой кивнул и гостеприимно распахнул дверь. Осторожно ступая по ковру, штурмбанфюрер приблизился к креслу.
Не раскрывая глаз, Гейдрих благосклонно кивнул. Скрипка стонала и пела в его искусных пальцах. Выдав заключительный аккорд, он положил инструмент и неузнавающим взором кольнул посетителя. Казалось, что возвращение из потусторонних далей потребовало от него неимоверных усилий.
Карстенс, давно изучивший уловки шефа, откликнулся восхищенной улыбкой.
— Божественно, группенфюрер! Что... Что это было?
— Соната для скрипок и фортепиано Сезара Франка... Садитесь, Фриц. Вас, видимо, удивляет, что мой излюбленный композитор — француз? Но заметьте себе: его вещи навеяны событиями франко-прусской войны. Подумайте, Фриц, этот французик, сластолюбец и плутократ, захвачен без остатка нашей силой и величием. Он не в силах сдержать восторга.
— У меня нет слов! — умилился Карстенс.— И я рад, что мне так повезло. Бесподобная музыка.
Величия Пруссии он, правда, не ощутил, а о существовании Франка знал со слов того же Гейдриха, любившего, когда его «заставали» за скрипкой. Шеф СД, знавший всю подноготную подчиненных, ничуть не заблуждался на сей счет.
— Приятно, что вы так утонченно чувствуете музыку, Фриц,— сказал он, усаживаясь напротив.— Следует заметить, что Сезар Франк — не совсем француз. Он родом из Льежа, а у бельгийцев, как вы знаете, есть сильная примесь немецкой крови. Его симфонические поэмы — «Эолиды», «Проклятый охотник» — проникнуты истинно нордическим духом... Кстати, Фриц, я звонил вам в тринадцать десять. Где вы были все это время?