Заговор в начале эры
Шрифт:
– Сегодня ночью великие боги во второй раз спасли Рим, – начал он, поднимая руку, – на Мульвийском мосту легионерами преторов Флакка и Помпотия случайно задержаны послы галльского племени аллоборгов и Тит Вольтурций. У них были изъяты письма, в которых заговорщики просили… – Цицерон сделал эффектную паузу (Лентул, сидевший внизу, заметно побледнел) и громко произнес: – …помощи в начинающемся восстании.
Сенат взорвался криками проклятий.
– Доказательства, – крикнул Луций Бестиа, – где доказательства?
– Вот они, –
В зале поднялся невообразимый шум. Лентул сидел молча, словно не в силах пошевельнуться. Цицерон подозвал Сульпиция.
– По моему решению наш второй городской претор Гай Сульпиций сделал обыск в доме Цетега. Он расскажет всем, что он там нашел.
Сульпиций вышел на середину.
– Мы были вместе с Антистием, – сурово подтвердил претор, – и нашли там более трехсот отточенных мечей и кинжалов, а также паклю и серу в больших количествах.
– А как объяснил это Цетег? – спросил своим визгливым голосом Катул.
– Никак. Он молчит, – пожал плечами Сульпиций.
– Позовите Тита Вольтурция, – предложил Катон, – мы обязаны разобраться до конца.
По знаку Цицерона двое легионеров ввели в зал испуганного Тита Вольтурция.
– Встань ровно, – громко сказал Ваттий Иссаварик, председательствующий сената, – ты стоишь перед римским сенатом и консулами.
Юноша попытался выпрямиться, но его била сильная дрожь.
– Ты вез письма к аллоборгам? – спросил Ваттий.
Юноша молчал, озираясь вокруг. Цицерон понял, что наступил самый решительный момент.
– Я предлагаю, – начал он, – гарантировать от имени сената прощение Титу Вольтурцию, если он расскажет нам всю правду, исполнив свой долг. Думаю, что сенат поддержит такое предложение.
– Протестую, – закричал сверху Катон, – всякая сделка с заговорщиками аморальна.
Но многие уже согласно кивали головами, доносились одобрительные крики. Ваттий Иссаварик, посмотрев по сторонам, утвердительно кивнул головой.
Цицерон правильно все рассчитал. Ошеломленный юноша, увидевший столько знаменитостей, напуганный арестом и необычностью происходящего, был окончательно сбит с толку.
– Сенат Рима простит тебя, Тит Вольтурций, – торжественно сказал Ваттий, – если ты расскажешь нам правду и исполнишь свой долг гражданина…
Испуганный Тит вертел головой, не соображая еще, что происходит. Решив, что юноша достаточно подготовлен, Цицерон перешел к допросу.
– Ты вез письма вождям аллоборгов? – спросил консул.
– Да, – кивнул Тит.
– Кто их передал тебе? – закричал невыдержанный Домициан, нарушая заранее заготовленный сценарий.
Юноша
– Кто? – строго переспросил Цицерон.
– Лентул, – почти неслышно выдохнул Тит.
Сенаторы громко закричали проклятия, оскорбления. Претор сидел точно пригвожденный, не пытаясь пошевелиться.
Цицерон с трудом восстановил тишину.
– Кто был еще? – быстро спросил консул.
– Цетег, Габиний, Статилий и Цепарий.
– Ты знаешь их планы?
– Они хотели… Они хотели поднять мятеж в городе.
Теперь уже кричали все. Некоторые встали, пытаясь пробиться к Лентулу. Цицерон посмотрел на Ваттия Иссаварика и, когда тот согласно кивнул, сделал знак рукой Сульпицию. Гай Сульпиций подошел к Лентулу.
– Именем римского сената и народа ты арестован.
Лентул машинально поднялся, снял с себя окаймленную пурпуром тогу, отдав ее Сульпицию. Затем, набросив на плечи темный плащ, он вышел в сопровождении легионеров. Со всех сторон раздавались проклятия.
Ошеломленные сторонники Катилины молчали. Все случилось слишком быстро, и у них не было даже малейшей возможности помешать аресту Лентула.
Цезарь услышал неприятно дребезжащий голос Катула:
– Они хотели пролить кровь, пусть теперь прольется их собственная кровь.
Глава XXII
Горе вам, прибавляющие дом к дому, присоединяющие поля к полю, так, что другим не остается места, как будто бы одни поселены на земле.
И настал день иом-кипура. Десятый со дня рашхашаны – день великого прощения и милосердия. С самого раннего утра у дверей домов начали появляться немногочисленные прохожие, одетые в длинные одноцветные одеяния, сдержанно поздравляющие друг друга с праздником. И жрецы читали изкор – поминальную молитву по умершим близким. Пост иом-кипура начинался с заходом солнца предыдущего дня и заканчивался с появлением звезд в день текущий. Но на улицах города не было слышно радостного оживления грядущего праздника, задорных ребячьих выкриков, громких мужских голосов, звонких девичьих шуток. Шойхеты, уже несколько дней готовившие специальное кошерное мясо для верующих, напрасно ждут в лавках своих покупателей. Закрыты многие таверны и базары. Пусто в храмах иерусалимских.
Только в одном храме много людей, и его массивные тяжелые двери закрыты с внутренней стороны, ибо в нем уже третий месяц находятся осаждаемые римлянами иудеи. В священный город пришла война, и, казалось, весь Иерусалим пропитан особым составом холодной грязи, горячей крови, солдатского и лошадиного пота, миазмами человеческого ужаса, страха, страданий. И теперь, даже в священный день иом-кипура, когда радость милосердия всемогущего Яхве переполняет сердца истинных иудеев, лики сынов иерусалимских исполнены скорби и страдания.