Заговор Ван Гога

Дэвис Дж. Мэдисон

– То есть Ван Гог – это все равно что Элвис, Боб Дилан или «Битлз»?

– Ну… – Жолие немного помялся, – в определенном смысле, пожалуй, да. Никто не способен заниматься после Ван Гога искусством, не ощущая его влияния. Работать можно и в его направлении или наперекор ему, но главное здесь, что Ван Гога уже нельзя игнорировать.

– Как в науке после Ньютона или Эйнштейна, – подхватил Хенсон.

– Думаю, найти можно много параллелей, – сказал Жолие:– Несомненно одно: этот глубоко неуравновешенный, а в конечном итоге и умалишенный голландец изменил живопись. Причем за очень короткое

время. Он терпел неудачу во всем. Например, пытался стать проповедником. Слышали об этом? Потом занялся живописью, и, хотя его работы были любопытны, сам стиль походил на такой тупой и невнятный реализм, что говорил скорее об отсутствии техники, нежели об изобретении нового направления.

– Как у моего дядюшки Ларса.

– Наверное, Ван Гог все-таки был получше, – ответил Жолие с коротким смешком. – Но потом он переехал на юг Франции, где с ним под одной крышей поселился Поль Гоген. И внезапно цвет будто взорвался на его полотнах. В ту пору как раз стали много выпускать ярко-желтого пигмента в тюбиках, так что он смог выразить, что у него на душе. Вся его карьера продлилась едва ли с десяток лет. Живописью-то он стал заниматься в тысяча восемьсот восьмидесятом, хотя пик гениальности пришелся на период с тысяча восемьсот восемьдесят восьмого по девяностый, когда он покончил с собой. Никто и никогда столь радикально не менял путь искусства за такое короткое время.

– Мне кажется, все те истории про отрезанное ухо отнюдь не навредили ценам, – заметил Хенсон.

– Романтика ярко вспыхнувшего и тут же сгоревшего метеора, – сказал Жолие. – Его душевная болезнь была жестокой, спору нет, но вот его письма открывают перед нами человека, крайне внимательного и чувствительного к своему искусству. Он был гораздо большим интеллектуалом, нежели об этом принято думать. Толпа вообще считает его за дикого, необузданного лунатика. А он, знаете ли, очень много читал, да-да. И владел несколькими иностранными языками, даже греческим занимался.

В глазах Эсфири разговор слишком далеко ушел от злободневной темы.

– А где Сэмюель Мейер смог ее достать? – вмешалась она.

Жолие беспомощно развел руками.

– А знал ли он про нее? Возможно, он и понятия не имел о ее ценности. Такие вещи случаются, и нередко. Вы же сами смотрите всякие телешоу, про то, как чье-то бабушкино блюдце на поверку оказывается керамикой династии Мин.

Хенсон взглянул на картину.

– Держу пари, он отлично знал, что к чему. Да и как может быть иначе?

Тут он запнулся и, подумав пару секунд, обернулся к Жолие.

– Антуан, ты вот сказал – «ранее неизвестное полотно»… В каком смысле «ранее неизвестное»?

– Э-э… я не эксперт по Ван Гогу, но объем его творчества весьма мал и, мне кажется, я сумел бы узнать любой из его известных автопортретов. Особенно из числа широко репродуцируемых. Людям нравится его «Звездная ночь» или «Подсолнухи», поэтому их копии можно часто увидеть на плакатах и так далее. Но вот этот автопортрет… Нет, не думаю, чтобы я его хоть когда-то видел.

– Что подводит нас к еще одному вопросу, – сказал Хенсон.

– Да, – подтвердил Жолие, – проблема Вермеера.

Мужчины принялись глубокомысленно кивать друг другу, пока не заметили, что Эсфирь отчаянно

пытается сдержать себя в руках.

– Итак, проблема Вермеера Дельфтского, – начал объяснять Мартин. – Понимаешь, был такой голландский фальсификатор по имени Мегерен.

– Хан ван Мегерен, – уточнил Жолие.

– Он не делал поддельных копий с существующих полотен Вермеера, а вместо этого заимствовал его стиль технику и тематику, а потом писал новые картины так чтобы они походили на творения семнадцатого века

– И вуаля! Обнаружен новый Вермеер, – подхватил Жолие.

Хенсон поближе наклонился к Эсфири:

– Ты уверена, что твоя матушка ничего не говорила про какие-то картины, имевшиеся у отца?

– То есть у человека, который повесил на стену фото бейсбольной команды? И гравюрку по типу тех, что популярны в провинциальных гостиницах? Ну уж нет. Мать вообще ничего не говорила про этого мерзавца если не считать заявлений, будто он нас бросил. И как вы сами знаете, это неправда!

Хенсон поднял руки, сдаваясь под таким напором

– Извини, извини!

Жолие заинтересованно прищурил глаз.

– Гравюра, вы сказали?

– Утята в камышах.

– Ясно, – поморщился Жолие. – Вот уж действительно, «гостиничный жанр»!

Он сделал какую-то пометку в своих записях и продолжил:

– Вы знаете, это может показаться невероятным но в Голландии и Бразилии есть группы ученых, которые пытаются создать компьютерную программу, способную по корреляции многих параметров идентифицировать полотна. Своего рода распознавание оцифрованных образов с учетом характера мазков, использования того или иного цвета и так далее. Система кое-чего добилась, однако мы до сих пор полагаемся на экспертов. Пройдет еще несколько лет, и мы…

Тут он запнулся и поднял авторучку в воздух.

– Постойте! Что же я сразу не сообразил?! Боже, какое счастливое совпадение! Геррит Биллем Турн все еще может быть в Чикаго!

– Кто-кто? – заинтересовался Хенсон.

– Геррит Биллем Турн! Вот человек, к которому я могу вас направить! Один из виднейших специалистов по Ван Гогу в мире! Самый виднейший!

– И он живет в Чикаго? – спросила Эсфирь.

– Да нет же, он просто приехал для оценки нескольких графических работ Ван Гога по просьбе одного частного коллекционера. Я его видел в нашем главном зале всего лишь на прошлой неделе. Мы познакомились три года назад, на конференции в Австрии. Он говорит, что сейчас дело носит конфиденциальный характер, что-то в связи с разводом или вроде того. Помнится, я своими восторгами его так сконфузил… Мы бы его пригласили выступить с лекцией, если бы заранее знали, что он сюда собирается. Впрочем, экспертиза, по его словам, займет не менее недели.

– И он смог бы выяснить, подлинник ли это? – спросил Хенсон.

– Если не он, то больше некому. Ведь он так увлечен Ван Гогом… Ему представляется, будто Винсент достиг самой вершины живописи, после чего это искусство на весь двадцатый век пришло в упадок.

– Да, но ему не понадобятся те самые тесты, о которых вы упоминали? – забеспокоился Хенсон.

– Для вящей убедительности, возможно. Но он сразу разберется, это я вам обещаю. Он-то разберется.

Антуан потянулся к телефону.