Заговор Ван Гога
Шрифт:
– Ну, я не знаю… Реакция у тебя… Явно учился где-то. Да и талант кое-какой имеется.
– Не так много, как хотелось бы… Кстати, я в молодости был куда ловчее. Черный пояс. Шестой дан. Выступал на чемпионатах в Японии.
– Без разницы, – сказала она. – Я бы тебя все равно уложила.
Пару секунд Хенсон молча на нее смотрел.
– А знаешь, мое предложение как раз в тему. Такому древнему старцу, как я, не помешала бы некоторая помощь насчет самообороны. Так вот, я бы хотел привлечь тебя на свою сторону.
Теперь настала очередь
– Не трать время понапрасну. Моя лояльность непоколебима.
– Именно поэтому я тебя и хочу.
– Однако! Да вы нахал, мистер Хенсон!
Он залился краской.
– А?! Да нет же, я в другом смысле… Я к тому, что ничего личного…
– Личного? – Она прищурилась. – Это как понима… Ну да ладно, проехали. Скажем так, я могу ответить «нет, не хочу». А могу ответить и «да».
Хенсон отвернулся, явно не желая встречаться взглядом с ее темными глазами, и сделал вид, будто проверяет, не подслушивает ли кто по соседству.
Девушка продолжила:
– Я насчет информации толкую. Знаешь, ты вроде бы неплохой парень, но даже если бы мне захотелось лечь с тобой в постель… даже если бы я влюбилась в тебя по уши, все равно бы не сказала ни слова.
Хенсон приоткрыл рот, однако никакого звука так и не вылетело. От полной потери лица его спас официант, поставивший на столик кофейные чашки, свернутые конусом салфетки и тарелочку с бесплатным печеньем.
– Спасибо, – машинально сказал Хенсон и дождался, пока официант отойдет подальше. – Информация? Ты говоришь, «информация»?
– Как в разведке. Ведь ты сам-то кто? Из «конторы»?
Хенсон дернул головой.
– Я не церэушник, – произнес он с кривой усмешкой.
– Ах, вот как? Агент по туризму, значит?
– Я не работаю под прикрытием. – Он поиграл чашкой на блюдце, затем улыбнулся. – Бонд. Джеймс Бонд.
Он нагнулся к девушке.
– С каких таких пор ЦРУ интересуется ворованным искусством? Это ты говоришь, будто я из «конторы». Ладно, пускай, если тебе так хочется. Тем более что ты сама разведчик, не так ли? По-английски говоришь как американка. Можно подумать, ты года два провела в аспирантуре при Колумбийском университете… Арабский у тебя, как у выходца из Газы, французский – как у эльзасца. Потом, конечно, иврит, идиш. И немецкий.
– Ну, идиш с немецким-то не очень. Хотя читать могу. Речь тоже понимаю.
– Участвовала в целом ряде опасных миссий. Весьма опасных. А, ну да! Чикагской полиции ты наплела, будто потеряла голову, заслышав отцовские крики, и потому-де бросилась вперед, забыв про опасность. А на деле-то ты даже вооруженному человеку дашь сто очков вперед.
– Он меня чуть не убил.
– Он, наверное, профессионал, да к тому же удачливый. Другим, как я понимаю, так не везло.
– И после этого
– А Йосси Лев меня проинструктировал.
Она взяла печенье.
– Йосси кто?
– Да-да, ты уже говорила. Ты его не знаешь. Зато он тебя знает и много чего мне прояснил. Не все подробности, конечно. Ребята из Ленгли, наверное, осведомлены куда больше моего, хотя я не в обиде. У меня, видишь ли, другая работа. Я из Казначейства, Эсфирь. Из Таможенного управления, если быть точнее.
– А, и поэтому-то тебя отправили в Узбекистан?
– Фальшивые сотни. ЦРУ не интересуют поддельные доллары или краденые предметы искусства.
– Нет? А мне кажется, их все подряд интересует, если внимательно присмотреться.
– Это тебе на работе рассказали, в твоей турфирме?
Тут появился официант, неся кофе-латте и какое-то подобие капучино, хотя Хенсон заказывал нечто иное. При виде плавающей шапки крема полицейский вздернул брови, но ничего не сказал, а просто снял пену ложечкой.
– Понимаешь, твое правительство все знает про меня и нашу спецгруппу при Таможенном управлении. Немцы, французы и англичане тоже в курсе. Прочие страны оказывают определенную поддержку в той или иной степени. В зависимости от того, чью кобылу волк задрал, если можно так выразиться…
– Да-да, я слушаю.
– «Краденое» не вполне точно описывает те предметы искусства, что мы ищем. Здесь правильнее бы сказать «награбленное». Ты сама отлично знаешь про ограбления евреев во время холокоста. Геринг хотел видеть все искусство Европы у себя в кабинете. Гиммлер планировал возвести музей исчезнувшей расы.
– Они почти добились своего.
– Все чужое искусство было для них военными трофеями. Они могли бы опустошить Лувр и перевезти его в Берлин. Просто чтобы показать свои возможности.
Эсфирь отпила глоток и обмакнула печенье в кофе.
– Когда Третий рейх начал разваливаться, мир перевернулся. Людишки принялись растаскивать все, что только можно. Вещи прятали в Южной Америке, в подвалах швейцарских банков, в Ливане… Красная Армия забрала себе то, что считала компенсацией за свои потери, и перевезла добычу в московские подвалы. И я говорю здесь не только о бывшей собственности евреев.
– Итак, это и есть твоя работа, – сказала Эсфирь. – Охота за искусством. А при чем тут таможня?
– Так ведь вещи по большей части перевозят контрабандой. Совершенно очевидно, что Ван Гог с чердака твоего отца тоже был ввезен тайком. Мы не лезем в вопросы юриспруденции, а просто выясняем, что именно случилось, находим источники происхождения подозрительных вещиц, а что делать дальше – это задача для прокуратуры. Очень часто генпрокурор видит единственный выход в том, чтобы направить в суд информационную справку amicus curiae, то есть от имени так называемого «друга суда», надеясь, что она поможет законным владельцам выиграть тяжбу и так далее.