Заговор
Шрифт:
— Что это значит? — спросила Элизабет.
— С испанской кухней он не имеет ничего общего, белое вино наполовину с содовой и немного льда — любимый напиток небезызвестного Джеймса Бонда.
Она засмеялась.
Приятная атмосфера ресторана помогла Марку избавиться от напряжения; в первый раз за прошедшие сутки он слегка расслабился. Они болтали о кино, музыке, книгах и об Йеле. Ее лицо, то оживленное, то задумчивое, выглядело еще загадочнее в пламени свечей. Марк был совершенно очарован своей спутницей. При таком интеллекте и самоуверенности — и столько трогательной хрупкости и женственности!
Испанские
— Не хотите ли закурить?
Элизабет улыбнулась.
— Нет, спасибо. Мы, женщины, почти затерроризировали мужчин. Но мы не должны поощрять ваши плохие привычки.
— Я думаю,— сказал Марк,— что вы будете первой женщиной — главным хирургом.
— Нет, не буду,— суховато сказала она.— В лучшем случае вторым или третьим.
Марк засмеялся.
— Чувствую, что мне придется внимательней отнестись к своей карьере. Просто, чтобы не отстать от вас.
— Наверное, лишь по вине женщин вы не станете Директором ФБР,— в тон ему ответила Элизабет.
— Да нет, тут все сложнее,— неожиданно серьезно ответил Марк, но пояснять ничего не стал.
— Ваш кофе, сеньорита... Сеньор...
Он оплатил счет, дав хорошие чаевые официанту и поблагодарив девушку из труппы танцоров, которая в уголке недалеко от них пила кофе.
К ночи заметно похолодало. Марк почувствовал, что на улице его снова охватила тревога. Он продолжал оглядываться, стараясь делать это не слишком заметно. Он взял ее под руку, когда они переходили улицу, и не отпустил на другом тротуаре. Они шли, небрежно болтая о разных пустяках, и оба были взволнованы неизвестностью, которая могла их ждать. Марк чувствовал, что влюблен по уши. В жизни его были женщины, но ни одну из них он так под руку не держал! Хотя, может быть, его чувства обострила опасность, ждущая за каждым углом.
Вдруг их стала нагонять машина. Марк весь напрягся. Элизабет пока ничего не замечала. Машина резко замедлила ход и остановилась в нескольких шагах от них. Марк расстегнул среднюю пуговицу пиджака и незаметно проверил, на месте ли оружие, он беспокоился не столько за себя, сколько за Элизабет. Дверцы машины внезапно открылись, и оттуда вывалилась компания галдящих подростков — двое парней и две девушки. Они кинулись в закусочную за гамбургерами. На лбу Марка выступил пот. Он освободился от руки Элизабет, лежащей на его локте. Она посмотрела на него.
— Случилось что-то серьезное, не так ли?
— Да,—сказал он.—Только ни о чем не спрашивайте меня.
Она крепко и надежно взяла его под руку, и они продолжили путь. Картины страшных событий последнего дня снова встали перед глазами Марка, и ему было трудно вернуться к легкому тону их разговора. И когда они достигли входной двери, Марк почувствовал, что пора возвращаться в тот мир, на пороге которого он стоял рядом с грузным суровым Тайсоном.
— Хотя вы тогда так загадочно исчезли,— улыбаясь, сказала Элизабет,— я была вами нешуточно
Марк почувствовал смущение.
— Честное слово, мне очень жаль...
— Не хотите ли зайти на чашечку кофе?
— Пожалуй, нет. Боюсь, что сегодня я буду не очень хорошим компаньоном для вас. Лучше я позвоню завтра, идет?
— Буду ждать,— сказала она.— Буду ждать, что бы ни случилось. И надеюсь, что вы найдете того, кто убил моего почтальона и вашего грека.
Вашего грека, вашего грека... Греческий священник, отец Грегори. Боже всемилостивый, почему он не подумал об этом раньше? На мгновение забыв об Элизабет, он кинулся к своей машине. Спохватившись, полуобернулся и помахал ей. Она следила за ним с удивленным выражением, пытаясь понять, что же такое она ему сказала? Марк влетел в машину и на полной скорости рванул к себе домой. Он должен найти номер телефона отца Грегори, греческого священника, как, черт побери, он выглядит, того, что вышел из лифта, как же он выглядит? Все снова всплывало у него в памяти, что-то тут было не в порядке — но в чем, тысяча чертей, дело? Его лицо — вот что не давало ему покоя. Конечно, конечно! Как он мог быть таким идиотом? Едва захлопнув дверь квартиры, он сразу же связался с оперативным отделом. На связи была Полли, которая удивилась, услышав его.
— Разве вы не в отпуске?
— Да, что-то вроде. У тебя есть номер отца Грегори?
— Кто это?
— Греческий священник, к которому иногда обращался мистер Стеймс.
— А... Да, сейчас я припоминаю.
Марк ждал. Полли пробежала список номеров, которыми пользовался Стеймс, и дала ему телефон священника. Марк записал его и положил трубку. Конечно, конечно, конечно! Как глупо с его стороны. Это было так очевидно. Уже за полночь, но он должен позвонить. Он набрал номер. Раздалось несколько звонков, прежде чем на другом конце сняли трубку.
— Отец Грегори?
— Да.
— Все ли священники греческой ортодоксальной церкви носят бороды?
— Да, как правило. Кто задает столь глупые вопросы в такое время?
Марк извинился.
— Меня зовут Марк Эндрью. Я специальный агент ФБР. Работал под началом Ника Стеймса.
Человек на другом конце, который еще не проснулся, немедленно пришел в себя.
— А, а... понимаю вас, молодой человек. Что я могу для вас сделать?
— Прошлой ночью к вам обращалась секретарь мистера Стеймса и просила навестить грека с пулевой раной, который находился в больнице Вудро Вильсона?
— Верно... Однако мне позвонили минут через тридцать — я как раз собирался выходить — и сказали, что я могу больше не беспокоиться, потому что мистер Казефикис уже выписался.
— О, господи!.. Не мог бы я увидеться с вами завтра, часов в восемь?
— Да, конечно, сын мой.
Положив трубку, Марк попытался привести мысли в порядок. Он был выше меня, значит, примерно шести футов роста. Он был смугл — или то было впечатление от рясы священника? Нет, волосы у него не были темными; у него был крупный нос, да, это я помню, крупный нос... Глаза, нет глаз я не помню, а вот нос у него был большой и тяжелый подбородок. Большой грузный мужчина, выше меня, с большим носом, тяжелым подбородком, с большим носом, тяжелым... Он отключился. Голова его опустилась на стол, и он заснул.