Заговоры и покушения
Шрифт:
Допрос окончился в пять часов утра. Затем убийцу надели наручники. Он протестовал:
— Мне же больно, — сказал он.
Но на протест не обратили внимания.
Как бы не доверяя одному наручнику, Богрову скрутили руки веревками, посадили в карету и отвезли в крепость Косой Капонир, находящуюся около Печерской лавры.
По дороге в крепость Богров обратился к одному из сопровождавших его полицейских с просьбой дать ему папиросу.
— Вся эта история меня страшно взволновала, я до сих пор не могу очнуться, — сказал он.
Но вернемся немного назад. Мы, корреспонденты, задержались в своей ложе и обсуждали событие. В ложу пришел взволнованный антрепренер
— Нужно же ему именно в театре…
Он затратил много энергии на постановку спектакля, так долго готовился к нему, и все это пошло прахом. Выстрел Богрова уничтожил все хорошие впечатления от пьесы.
Потом мы стали расходиться. В коридорах и в фойе оставались еще группы, обсуждавшие злобу вечера. Я подошел к одной группе. Старый, седой чиновник в чине генерала говорил:
— Где же была охрана?
В это время еще не было известно, что Богров прошел в театр по билету охранного отделения. Чиновнику отвечали:
— Эх, охрана! Наша охрана…
— Где же был телохранитель Столыпина?
— В коридоре.
Действительно, г. Есаулова не было в тот момент в зале. После я беседовал с доктором Маковским, который сообщил, — не знаю, с чьих слов, — что телохранитель по окончании второго акта был послан П. А. Столыпиным приготовить автомобиль, так как министр хотел одним из первых сейчас же после третьего акта уехать из театра домой. Начальник охранного отделения Кулябко после передавал, что автомобиль министра был приготовлен и дожидался его у подъезда, поэтому незачем было посылать адъютанта приготовлять его.
Об охране во всех группах говорили с ожесточением и негодованием.
— Ведь при такой халатности и не Столыпина можно было убить…
— Да, не было ничего легче…
Некоторые задавали вопрос:
— Как могло случиться, что в театр, наполненный отборными в смысле благонадежности лицами, попал революционер?
Ответ на этот вопрос стал известен только на другой день. В другой группе шел такой разговор:
— Кто стрелял?
— Кто-то Богров, здешний адвокат. Его сейчас опознал один бывший в театре член суда…
— Кто он, русский?
—· Нет, еврей…
Полковник, стоявший около, облегченно произнес:
— Слава Богу, что не русский…
И перекрестился.
Он забыл, видимо, что у нас были Рысаков, Желябов, Перовская, Каляев, Сазонов, Карпович…
Тут в разговоре выяснилась одна подробность. Некоторые думали, что выстрел был произведен со сцены.
Мы вышли из театра и пошли сначала пешком в помещение цензуры. Киев, видимо, уже знал о печальном событии. На улицах составлялись группы и даже стояли толпы, где передавались подробности покушения. Слышались мрачные предсказания:
— Погрома не избежать…
(Серебренников А. Убийство Столыпина. — Рига, 1990)
ПОД ВОДОЙ РАСПУТИН НЕКОТОРОЕ ВРЕМЯ ПРОДОЛЖАЛ ЖИТЬ
Страницы из дневника В. М. Пуришкевича, посвященные убийству Распутина, впервые были опубликованы в 1918 года в Киеве Комитетом пропаганды при «Обществе активной борьбы с большевизмом».
Из дневника В. М. Пуришкевича:
«Заседание наше длилось около двух часов, и мы сообща выработали следующий план:
В назначенный день, или вернее ночь, мы все собираемся у Юсупова ровно в 12 часов ночи. В половине первого, приготовив все, что нужно, в столовой у Юсупова, помещающейся в нижнем этаже его дворца, мы поднимаемся наверх, в его кабинет, откуда он, Юсупов, выезжает к 1 ч. ночи за Распутиным на Гороховую в моем
Привезя Распутина к себе, Юсупов проводит его прямо в столовую, подъехав к ней со двора, причем шофер должен вплотную подогнать автомобиль к входной двери с таким расчетом, чтобы с открытием дверцы автомобиля силуэты выходящих из него не были бы видны сквозь решетку на улицу кому-либо из проходящей публики как по эту сторону Мойки, так и, по ту, где находится полицейский участок и, помимо всего, могут прогуливаться шпики, ибо нам неизвестно, уведомляет ли всегда и уведомит ли на этот раз также Распутин своих телохранителей, где он проводит добрую половину ночи.
По приезде Распутина в дом Юсупова, д-р Лазаверт, скинув с себя шоферские доспехи, по витой лестнице, ведущей от входа мимо столовой в гостиную князя, присоединяется к нам, и мы, т. е. Дмитрий Павлович, я, С. и Лазаверт, становимся наверху у витой лестницы на всякий случай, дабы оказать помощь в случае необходимости, если бы внезапно дело пошло не так, как нужно.
После смерти Распутина, которая, по нашим соображениям, должна была бы наступить через десять-пятнадцать минут по его прибытии во дворец и в зависимости от дозы выпитого им в мадере яда, князь Юсупов подымается наверх к нам, после чего мы все спускаемся обратно в столовую и, сложив в узел возможно большее из одежды Распутина, передаем это поручику С., который, облачившись в Распутинскую шубу (С., по комплекции и росту, в шубе может быть принят шпиками, коих мы все-та-ки опасались, за Распутина, прикрыв лицо поднятым воротником) и взяв узелок вещей Распутина, выходит с великим князем во двор и садится в автомобиль, на коем д-р Лазаверт опять за шофера, автомобиль направляется к моему поезду на Варшавский вокзал, где к этому времени в моем классном вагоне должна быть жарко затоплена печь, в каковой моя жена и жена д-ра Лазаверта должны сжечь все то из одежды Распутина, что привезут С. с великим князем.
Вслед за сим Лазаверт и его пассажиры погружают мой автомобиль на платформу, входящую в состав поезда, и засим пешком или на извозчиках отправляются на Невский во дворец великого князя Сергея Александровича, откуда, сев в автомобиль великого князя Дмитрия Павловича, возвращаются уже в этом автомобиле на Мойку, во дворец Юсупова, и, опять-таки со двора, подъехав вплотную к дому, поднимаются в гостиную, где князь Юсупов и я должны поджидать их возвращения.
Спустившись все вместе в столовую, мы обвора-чиваем труп в какую-либо подходящую материю и, уложив мумию в крытый автомобиль великого князя, отвозим его в заранее намеченное место и бросаем в воду, привязав к телу цепями двухпудовые гири, дабы труп не всплыл случайно на поверхность через какую-либо прорубь, хотя это представлялось нам едва ли возможным, ибо вследствие жестоких морозов все в Петрограде и его окрестностях — реки, речки и каналы — были покрыты толстым слоем льда, и приходилось подумать и подыскать место, свободное от ледяной коры, куда мы могли бы опустить труп убитого Распутина. На этом закончилось наше заседание.
Распутина уже нет. Он убит. Судьбе угодно было, чтобы я, а никто иной, избавил от него царя и Россию, чтобы он пал от моей руки. Слава Богу, говорю я, слава Богу, что рука великого князя Дмитрия Павловича не обагрена этой грязной кровью — он был лишь зрителем, и только.
Чистый, молодой, благородный, царственный юноша, столь близко стоящий к престолу, не может и не должен быть повинным, хотя бы и в высокопатриотическом деле, но в деле, связанном с пролитием чьей бы то ни было крови, пусть эта кровь будет и кровью Распутина.