Заговоры: Опыт исследования происхождения и развития заговорных формул

Познанский Николай Федорович

28

степени поправить эту ошибку. Однако онъ и теперь не видитъ важной разницы между сравненіемъ съ даннымъ и нарочно произведеннымъ явленіями. Это будетъ выяснено другимъ изслдователемъ. Возникновеніе заговоровъ, по мннію Потебни, связано съ созданіемъ категоріи причины изъ отношеній „cum hoc“ и „post hoc“, въ частности изъ отношеній сходства¹). „Вмст с созданіем категоріи причины (propter hoc) из отношеній одновременности, послдовательности и сходства; вмст с возникновеніем сознанія возможности дятельнаго участія воли в произведеніи слдствія, заключеніе от примты и гаданье может переходить в созданіе образа… с цлью вызвать появленіе в дйствительности того желаннаго, что этим образом представлено. При убжденіи в возможности тождества отношеній причины и слдствія с одной стороны и образа и изображаемаго с другой, созданіе образа с упомянутою цлью может быть или чарами в тсном смысл… или созданіем поэтическим. Послднее, при упомянутом условіи, при вр в непосредственную силу слова,

есть или заговор или величанье и его противоположность. Между этими формами могут быть сочетанія и посредствующія ступени“²). „Въ звачительномъ числ наличныхъ заговоровъ замтно, какъ въ нихъ, съ одной стороны, желаніе, заране опредленное лишь въ самомъ общемъ, спеціялизуется подъ вліяніемъ случайныхъ воспріятій, съ другой — въ этихъ воспріятіяхъ усматриваются т или другія стороны подъ вліяніемъ господствующаго настроенія. Напр. приколъ³) не иметъ отношенія къ пчеловодству и въ другое время ни его видъ, ни имя не возбудили бы въ человк мысли о пчелахъ; но когда человкъ, будучи озабоченъ своей паской, находитъ эту вещь, онъ говоритъ: „як тоє бидло було припъяте, немогло пійти від того міста нігде; так би моі матки немогли вийти (одійти?) від пасіки, від мене Р. Б“…

29

Лишь посл того, какь случайно¹) (хотя быть можетъ не безъ вліянія миической связи пчелы и быка, коня…) образовалось сочетаніе мысли о конскомъ прикольн и сидньи матокъ на паск, появленіе мысли о послднемъ, какъ желанномъ, вызоветъ въ сознаніе и первое. Но тотъ разъ приколъ былъ на лицо, а теперь его нтъ; остается поискать нарочно. Съ теченіемъ времени возникаетъ требованіе: когда хочешь заговаривать матокъ, чтобъ сидли, найди „приколень що коня припинають“, выйми его изъ земли и говори такъ: „як теє бидло було припъяте“… Дйствіе, сопровождающее здсь заговоръ, представляетъ простйшую форму чаръ²). Чары, это — первоначально — дятельное умышленное изображеніе перваго члена заране готовой ассоціяціи (именно того, съ чмъ было сравнено желанное), имющее цлью вызвать появленіе второго члена, т. е. сравниваемаго и желаннаго. Досгигаемое этимъ боле живое представленіе желаемаго³), при бдности содержанія мысли и ея безсиліи отличать субъективное отъ объективнаго, принимается за мру, необходимую для появленія желаемаго въ дйствительности, за мистическое осуществленіе желаемаго“⁴). Чары могутъ не имть отношенія къ небеснымъ и міровымъ явленіямъ. Такимъ образомъ Потебня выясняетъ роль обряда при заговор. Дйствіе, по его мннію, служитъ для боле живого представленія изображенія заране уже готовой ассоціаціи, выражающейся въ заговор. За нимъ остается роль второстепенная. Вся сила въ самомъ пожеланіи, томъ самомъ Wunsch, о какомъ говорилъ Крушевскій. Вра въ силу слова признается изначальной. „Вра в силу слова есть частный случай безсилія мысли разграничить толкованіе воспріятія, его пониманіе с одной стороны и самое воспріятіе с другой стороны. Такое безсиліе есть основное, исходное для человчества состояніе мысли“⁵). Въ связи съ убжденіемъ во второстепенности обряда

30

стоитъ и постоянно подчеркиваемая авторомъ яко бы случайность его происхожденія. „Способъ заключенія“, какой длается при заговорахъ и чарахъ, по мннію Потебни, — „миическій; но онъ не предполагаетъ какихъ либо развитыхъ представленій о божеств, а напротивъ предполагается ими“¹). „Пусть будетъ данъ миъ: „любовь… есть огонь“. Если бы можно было зажечь въ любимой женщин огонь, то тмъ самымъ бы въ ней загорлась и взаимная любовь. Зажечь въ ней самой огня нельзя, но можно подвергнуть дйствію огня нчто, имющее къ ней отношеніе… И вотъ, сопровождая чары заговоромъ, человкъ разжигаетъ ея слды“²). Въ заключеніе надо сказать, что Потебня, въ связи съ другими продуктами народнаго творчества, и заговоры съ чарами старается привлечь къ объясненію способовъ мышленія. Процессъ мысли, напр., одинъ и тотъ же въ поэтическомъ образ, берущемъ часть вмсто цлаго, и въ чарахъ надъ частью вмсто цлаго³). Метафорическій образъ превращается въ причину. Среди примровъ опять являются заговоры и чары⁴).

Плодомъ непосредственнаго вліянія Потебни является работа . Зелинскаго „О заговорахъ“. Изслдователь отправляется прямо съ того мста, гд остановился первый. Онъ принимаетъ данное Потебней опредленіе заговора, но вноситъ въ него существенную поправку, именно: откидываетъ сравненіе съ даннымъ явленіемъ. Остается только сравненіе съ явленіемъ, нарочно произведеннымъ⁵). Эта поправка длается на томъ основаніи, что изслдователь пришелъ къ убжденію, что формула сравненія родилась изъ дйствія. Первоначально были чары дйствіемъ; потомъ къ нимъ психологически необходимо присоединилась формула. Вотъ какъ авторъ описываетъ этотъ процессъ. „Для произведенія желаемаго явленія производится чара, т. е. явленіе, сходное съ желаемымъ и ассоціированное

31

съ нимъ. Положимъ,

что у животнаго завелись черви въ какой-нибудь части тла, напр., въ ух. Желательно, чтобы животное выздоровло; а это, по народному понятію, возможно тогда, когда черви выпадутъ изъ раны — высыплются“. Это явленіе ассоціируется по сходству съ явленіемъ высыпанія земли изъ горсти сквозь пальцы. Отсюда возникаетъ чара: „Если заведутся черви у скотины, то нужно взять горсть земли и высыпать ее сквозь пальцы; тогда черви высыплются изъ раны“. Постараемся выразитъ словами ту мысль, которая видна въ этой чар, выразить то, что думаетъ человкъ, совершающій эту чару. Очевидно онъ думаетъ, что длаетъ это для того, чтобы „подобно тому, какъ земля высыпается изъ руки, такъ бы и черви высыпались изъ раны“¹). Мы выразили на словахъ чару и ея цль и получили формулу заговора“²). Такимъ образомъ, начавши согласіемъ съ Потебней, Зелинскій подъ конецъ приходитъ къ выводу, неожиданному для Потебни. Здсь уже нтъ изначальной вры въ магическую силу слова. Коротенькая формула, родившаяся на почв чары, начинаетъ развиваться. Изъ нея произошли вс виды извстныхъ теперь заговоровъ. Самый сложный видъ содержитъ въ себ пять формулъ: „обращеніе, введеніе, два члена сравненія и закрпленіе“³). Но „вс заговоры восходятъ къ той основной формул, которая установлена Потебней“⁴). Насколько это справедливо, мы увидимъ дале.

Интересныя соображенія относительно заговоровъ разбросаны А. Веселовскимъ въ различныхъ его работахъ. Языческій заговоръ онъ опредляетъ, „какъ усиліе повторить на земл, въ предлахъ практической дятельности человка, тотъ процессъ, который, по понятіямъ язычника, совершался на неб неземными силами. Въ этомъ смысл заговоръ есть только сокращеніе, приложеніе миа“⁵). Въ христіанскую

32

эпоху могутъ складываться заговоры, очень похожіе на древнія языческія заклятія, „не потому, что повторяютъ ихъ въ новой форм, а вслдствіе самостоятельнаго воспроизведенія миическаго процесса на христіанской почв“¹). „Основная форма заговора была такая же двучленная, стихотворная или смшанная съ прозаическими партіями… призывалось божество, демоническая сила, на помощь человку; когда то это божество или демонъ совершили чудесное исцленіе, спасли или оградили; какое-нибудь ихъ дйствіе напоминалось типически… — а во второмъ член параллели являлся человкъ, жаждущій такого же чуда“²). Въ связи съ теоріей, которой держался Веселовскій при объясненіи произведеній народного творчества, онъ даетъ объясненіе нкоторымъ образамъ, встрчающимся и въ заговорахъ. Таковы „чудесное древо“ и „латырь-камень“. Ученый ихъ возводитъ къ христіанскимъ символамъ. Чудесное древо — крестъ Господень; латырь-олтарь. Въ „Разысканіяхъ въ области русскаго духовнаго стиха“ онъ касается „молитвы Сисинія“ и возводитъ заговоры отъ трясавицъ къ греческому первоисточнику, къ сказанію о демоническомъ существ Гилло³).

Продолжилъ изслдованіе Сисиніевыхъ молитвъ М. Соколовъ⁴). Въ первой своей стать о змевикахъ⁵) онъ соглашается съ мнніемъ Мансветова, возводящимъ заклинанія противъ демоновъ болзней къ халдейскимъ источникамъ и ставящимъ ихъ въ связь съ астральнымъ культомъ⁶). Во второй стать о тхъ же амулетахъ⁷), особенно интересной для изучающихъ заговоры, онъ снова повторяетъ то же мнніе и приводитъ рядъ цнныхъ параллелей между заговорами русскими и греческими заклинаніями,

33

устанавливая между ними связь¹). Выводъ, къ какому приходитъ изслдователь, слдующій. „Славянскіе тексты заклинаній и молитвъ восходятъ къ греческимъ оригиналамъ; такіе народные молитвенники и требники, въ которыхъ встрчаются интересующія насъ заклинанія, существуютъ какъ у славянъ, такъ и у грековъ, и отъ послднихъ черезъ переводы перешли къ первымъ. Въ свою очередь для самыхъ греческихъ текстовъ заклинаній въ молитвенникахъ и требникахъ находятся прототипы или параллели въ египетскихъ магическихъ папирусахъ эпохи синкретизма, когда не только въ религіозныхъ и философскихъ системахъ, но и въ суевріяхъ происходило соединеніе языческихъ — греко-римскихъ, египетскихъ и восточныхъ съ іудейскими и христіанскими“²).

Новый вкладъ въ изученіе заклинаній по пути, намченному Мансветовымъ, Веселовскимъ и Соколовымъ, длаетъ Алмазовъ своимъ изслдованіемъ о врачебныхъ молитвахъ³). Онъ также разыскиваетъ греческіе источники для русскихъ заклинаній и молитвъ-заговоровъ, помещавшихся въ требникахъ. Такимъ образомъ опредленно намчается новый путь изслдованія заговоровъ — изслдованіе ихъ въ связи съ церковной книжностью, а вмст съ этимъ явилась и потребность искать ихъ родины на юг. Въ послднее время появилась работа Мансикка того же направленія. Серіозное сравнительное изслдованіе памятниковъ начинаетъ разрушать воздушные замки „археологическихъ романтиковъ“ и въ этой области, какъ уже разрушило въ другихъ. Послднимъ отголоскомъ миологизма является статья Барсова.