Заговоры: Опыт исследования происхождения и развития заговорных формул

Познанский Николай Федорович

Шёнбахъ въ своей работ²) даетъ краткій сводъ результатовъ многолтнихъ занятій заговорами. Онъ длитъ вс заговоры на 4 главныя группы. „Первая группа обнимаетъ разсказы о событіи, окончаніе которыхъ образуетъ заговоръ или заклинаніе, которое тогда подйствовало желаннымъ образомъ… Цлебная сила здсь заключается въ разсказ и преимущественно въ значеніи личностей, принимающихъ участіе въ событіи… Поэтому едва ли правильно поступаютъ, когда различаютъ въ этихъ заговорахъ „вступленіе“ и „формулу“³). Группа эта содержитъ нкоторое число заговоровъ языческо-германскаго происхожденія. Но громадное большинство составляютъ христіанскія подражанія⁴). Шёнбахъ отвергаетъ прежнее мнніе (которое раньше и самъ раздлялъ), будто бы христіанскіе заговоры образовались изъ языческихъ чрезъ простую подстановку именъ. Онъ обращаетъ вниманіе на то, что Христосъ, апостолы, Марія и т. д. выставляются въ заговорахъ въ положеніяхъ, вполн имъ соотвтствующихъ, что, при простой замн именъ, было бы не возможно⁵). „Ко второй групп относятся формулы, имющія видъ сравненія: какъ тогда Марія…, такъ бы и теперь… Здсь цлебная сила отчасти еще лежитъ въ авторитет дйствующихъ лицъ… но отчасти — уже въ самихъ словахъ“⁶).

Эти формулы, по мннію автора, часто являются простымъ сокращеніемъ эпическихъ заговоровъ первой группы и представляютъ собою вообще

41

явленіе боле позднее¹). „Въ третьей групп дйствуетъ только произнесенное или написанное слово, введеніе или рамки вообще отсутствуютъ, обычно присоединяется лишь способъ употребленія“²). Часто „цлебныя или вообще магически дйствующія слова греческаго происхожденія; особенно часто принадлежатъ они восточнымъ (семитическимъ) языкамъ. Эти формулы… вообще являются древнйшими, потому что ихъ родословная уходитъ далеко за предлы греко-римской культуры въ (сдую) древность Востока“³). „Четвертую группу составляютъ формулы, которыя примыкаютъ по форм къ церковнымъ молитвамъ, даже иногда просто таковыя, переведенныя на нмецкій языкъ“⁴). Среди нихъ различаются: Beschw"orungen (exorcismi), Segnungen (benedictiones) und Weihungen (consecrationes). Складывались он на латинскомъ язык; поздне, около XIII вка, переводились и на нмецкій⁵). Особенно авторъ подчеркиваетъ роль духовенства въ созданіи и распространеніи заговоровъ. „Не только переписка, а и созданіе и примненіе формулъ должны быть отнесены до нкоторой степени на счетъ духовенства“⁶). Дятельность духовенства начинается въ XIII вк и достигаетъ расцвта въ XIV⁷). Поэтому Шёнбахъ совтуетъ особенную осторожность тмъ, кто ищетъ въ заговорахъ остатковъ языческихъ врованій⁸).

Трудъ, посвященный спеціально изслдованію заговоровъ, появился въ 1903-мъ году и принадлежитъ Эберману⁹). Авторъ задался цлью привести въ систему открытый до сихъ поръ заговорный матеріалъ, главнымъ образомъ нмецкій. Это — предисловіе, необходимое для дальнйшей плодотворной работы. Авторъ избралъ одну только

42

область — заговоры отъ крови и ранъ. Научное значеніе сборника оправдалось уже тмъ, что онъ, безспорно, былъ одной изъ причинъ появленія другой крупной монографіи (Мансикка), посвященной тому же вопросу. Эберманъ оглядывается на Атарваведу и находитъ такое близкое сходство между ея изрченіями и нмецкими заговорами, что считаетъ первыя прямыми предтечами послднихъ¹). Взглядъ этотъ уже намъ извстенъ по работамъ русскихъ миологовъ. Дале авторъ упоминаетъ о существованіи заговоровъ въ классическомъ мір и у ветхозавтныхь евреевъ и утверждаетъ, что формулы первыхъ вковъ христіанства произросли на еврейскомъ и египетскомъ основаніяхъ²). Исторію собственно германскихъ формулъ онъ раздляетъ на три эпохи: германскую-дохристіанскую, учено-христіанскую и третью — народную³). Въ большинств дохристіанскихъ заклинаній собственно заговору, по его наблюденію, предпосылается эпическое введеніе, въ которомъ разсказывается подходящее событіе изъ міра боговъ. Словомъ, сюда относятся т самые заговоры, которые считалъ древнйшими и Вутке, какъ боле подходящіе къ духу нмецкаго народа (повствовательные). По поводу раздленія въ заговорныхъ формулахъ эпическаго вступленія и собственно заговора, ядра, Эберманъ вступаетъ въ споръ съ Шёнбахомъ, отвергающимъ такое дленіе. Для дохристіанской эпохи соглашается онъ, это дленіе не важно; но потомъ, съ теченіемъ времени, раздленіе ихъ все обостряется, ядро длается самостоятельной частью и вступаетъ въ соединенія съ другими эпическими введеніями. Подобный же взглядъ мы находимъ у Буслаева. Цлебная сила зависитъ отъ главнаго содержанія формулъ. Видоизмненію ихъ способствовало, съ одной стороны, вторженіе христіанства, а съ другой — рима. Вліяніе христіанства сказалось въ томъ, что или языческія имена замнялись христіанскими, или, боле того, къ новымъ личностямъ подбирались

43

еще и новыя ситуаціи, главнымъ образомъ изъ Библіи. При этомъ первый случай могъ быть предварительною ступенью для второго¹). Такая христіанская переработка относится ко второй эпох (христіанской) заговора. Расцвтъ ея падаетъ на промежутокъ со второй половины XI в. до конца XII вка. Въ это время эпическая часть неестественно разростается, часто въ ней соединяется нсколько событій, а ядро заговора постепенно все боле и боле оттсняется и иногда совершенно устраняется. Въ то же время заговоръ приближается къ молитв и нердко переходитъ въ нее²). Творцами заговоровъ во вторую эпоху являются монахи. Заговоры часто создаются на латинскомъ язык и при посредств монастырей широко распространяются у различныхъ народовъ, подвергаясь переводу на мстные языки. Этимъ объясняется поразительное сходство заговоровъ у различныхъ народовъ Европы. Въ противоположность германскимъ заговорамъ, эти распространяются при помощи письменности³). Объемистые на библейскихъ основаніяхъ покоящіеся заговоры применялись и записывались главнымъ образомъ учеными людьми (письменное преданіе доходитъ до XVII вка). Но въ низшихъ слояхъ народа они, тяжелые и мало народные, плохо прививались. Тамъ жили еще старые языческіе заговоры. Однако, съ теченіемъ времени, они боле и боле сморщивались и теряли смыслъ. При этомъ гораздо лучше сохранялось ядро заговора, чмъ введеніе, потому что, по мннію автора, оно было существеннымъ, и въ немъ главнымъ образомъ сохранялось языческое⁴). Съ развитіемъ точнаго медицинскаго знанія, заговоры оттсняются изъ среды образованныхъ людей въ низшіе слои народа. При этомъ громоздкія христіанскія формулы разсыпаются на боле мелкія и искажаются. Такимъ образомъ въ рукахъ народа въ позднйшее время скопляется большой и пестрый матеріалъ⁵). Но если изъ современной

44

заговорной литературы выдлить все, что можно возвести къ двумъ первымъ эпохамъ ея развитія, то все-таки получится остатокъ. Онъ проявляется главнымъ образомъ въ стилистическихъ особенностяхъ, какъ продуктъ третьей эпохи. Эта эпоха должна быть названа народной (volkst"umliche), потому что родившіеся въ ней заговоры должно разсматривать, какъ втвь народной поэзіи: они стоятъ въ тсной связи особенно съ пснями, загадками и дтскими псенками. „Всмъ этимъ видамъ поэзіи общи одни и т же способы выраженія

и между ними существуетъ живой обмнъ мотивами и шаблонными выраженіями. Напротивъ, для боле старыхъ, христіанскихъ формулъ характерно отбрасываніе всхъ излишнихъ побочныхъ деталей. Заговоры обращаются въ сжатыя формулы, даже если они сами при этомъ искажаются до непонятности. Большею частью заговоръ начинается шаблоннымъ вступленіемъ изъ двухъ стиховъ, за которыми въ трехъ дальнйшихъ стихахъ слдуетъ ядро заговора; оно вмст съ тмъ въ послднемъ стих содержитъ примненіе къ данному случаю болзни, или же прибавляется еще краткое заключеніе“¹). Благодаря устной передач формулы эти имютъ массу варіантовъ, въ созданіи которыхъ громадную роль играетъ рима. Формула переходитъ изъ одного нарчія въ другое. Нарушенная при этомъ рима требуетъ возстановленія. Отсюда — измненіе всей формулы²). Вторымъ факторомъ, при созданіи варіантовъ, является локализація заговоровъ. Чужія имена въ пришедшемъ со стороны заговор замняются боле родными³).

Таковы взгляды Эбермана. Посл русскихъ работъ они представляютъ мало интереса, и я такъ подробно остановился на нихъ только съ тою цлью, чтобы представить, въ какомъ положеніи находится современная разработка заговоровъ у нмцевъ. Настойчиво разрабатываемый нашими учеными вопросъ о психологическихъ основахъ заговора совершенно не затронутъ Эберманомъ. Кое-что

45

на этотъ счетъ находимъ въ капитальномъ трудВундта — V"olkerpsychologie. Возникновеніе заговоровъ Вундтъ возводитъ къ анимистическому міровоззрнію первобытнаго человка. Всякій предметъ одушевленъ, и первоначальное колдовство всегда направлялось непосредственно на душу предмета (direkter Zauber). „Заговоры первоначально имютъ значеніе прямой чары. Душа колдуна желаетъ при помощи ихъ воздйствовать непосредственно на душу другого человка или демона тмъ, что онъ изрекаетъ ей заключающееся въ заговор повелніе“¹). Потомъ уже формула теряетъ характеръ приказанія и обращается въ чисто магическое колдовство, дйствующее на разстояніи²). Различныя магическія надписи — не что иное, какъ видъ магическихъ словъ. Но сила ихъ увеличивается въ глазахъ дикаго человка еще тмъ, что онъ, не зная письма, считаетъ его дломъ демонической силы³).

Подобную же роль въ созданіи заговоровъ анимизму приписываетъ и французскій ученый Ревиль. Про анимизмъ онъ говоритъ: „Онъ порождаетъ колдовство“⁴). А сила колдуна есть не что иное, какъ сила дйствующаго черезъ него духа⁵). Но духъ не всегда находится въ колдун; его обыкновенно требуется привлечь различными средствами, приводящими человка въ экстазъ. Здсь рождается первоначальный видъ чаръ — вызываніе духа. Сначала самое призываніе духа только выражаетъ желаніе вызывающаго и лишь ускоряетъ нервное возбужденіе. Но потомъ вызываніе измняется въ заклинаніе. Происходитъ перемна подъ вліяніемъ опыта, показывающаго, что духъ непремнно является по вол вызывающаго его (т. е. личность впадаетъ въ экстазъ)⁶). Таково происхожденіе заклинанія. При немъ играло немалую роль и представленіе первобытнаго человка о слов. Съ ранняго времени человка поражаетъ сила слова. Бгущихъ воиновъ останавливаетъ

46

воодушевленное слово; ораторъ возбуждаетъ толпу; слову начальника вс повинуются. Мы здсь раскрываемъ дйствіе различныхъ причинъ. Но не то для дикаря. „Слово, въ его глазахъ, было причиною непосредственною, сильною, въ нкоторомъ род механическою, обладающею самыми чудесными результатами“¹).

Любопытное возраженіе противъ теоріи анимизма длаетъ Леви-Брюль²). Коренную ошибку анимистовъ онъ усматриваетъ въ томъ, что они, какъ аксіому, молчаливо признаютъ тождество умственной дятельности культурнаго человка и — дикаря. По мннію анимистовъ, разумъ дикаря отличается отъ разума культурнаго человка примрно такъ, какъ разумъ ребенка — отъ разума взрослаго, т. е. дйствуетъ по однимъ и тмъ же логическимъ законамъ, но лишь больше допускаетъ ошибокъ. Леви-Брюль старается доказать, что этотъ взглядъ ошибоченъ. Душевныя способности дикаря нельзя распредлять по категоріямъ: чувство, разумъ, воля. У дикаря вс эти способности находятся въ состояніи синкретизма. Благодаря тому, что представленія дикаря всегда отличаются сильной эмоціональной окраской, и вся умственная дятельность примитивнаго человка пріобртаетъ совершенно своеобразный характеръ. Эта эмоціональная окраска создаетъ то, что предметы и явленія въ сознаніи дикаря получаютъ особый характеръ, для опредленія котораго Леви-Брюль не находитъ боле подходящаго термина, какъ „мистическій“. Дикарь всегда находится подъ ощущеніемъ благотворнаго или зловреднаго воздйствія окружающаго міра. Онъ чувствуетъ въ предметахъ какую-то силу, которая исходитъ отъ нихъ и дйствуетъ на него и на другіе предметы. Эта сила не можетъ быть названа „душей“, потому что у первобытнаго человка не выработалось еще представленіе о человкообразномъ дух, „душ“. Удобне всего ее назвать „мистической“ силой. „Мистическій“ характеръ познавательной способности первобытнаго человка длаетъ возможнымъ

47

существованіе особаго логическаго закона „причастности“ (loi de participation), который приблизительно опредляется авторомъ такъ: „Во всхъ представленіяхъ примитивнаго ума, предметы, существа, явленія могутъ быть, непонятнымъ для насъ образомъ, въ одно и то же время ими самими и чмъ-нибудь другимъ. Не мене непонятнымъ образомъ они испускаютъ и получаютъ силы, свойства, качества, мистическія дйствія, которыя обнаруживаются вн ихъ, не переставая быть тамъ, гд он находятся. Другими словами, для этого ума противоположность между единымъ и многими, однимъ и другимъ, и т. д. не влечетъ за собою необходимости утверждать одинъ изъ членовъ, если отрицаютъ другой, или наоборотъ“¹). Доказательства существованія этого рода мышленія авторъ ищетъ въ кругу тхъ явленій, которыя обыкновенно относятся къ области примитивной магіи и колдовства. Къ сожалнію, сами заговоры почти совершенно не затрагиваются..

Изъ англійскихъ работъ, посвященныхъ спеціально заговорамъ, мн попалась только одна статья М. Гастера. Она посвящена заговорамъ, къ семь которыхъ принадлежитъ извстная молитва св. Сисинія. Авторъ высказываетъ и свои общіе взгляды на заговоры. Онъ пишетъ: „Сила магической формулы, какъ хорошо извстно, часто покоится на обряд, который сопровождаетъ ее и часто иметъ символическій характеръ, но въ большинств случаевъ — на священныхъ именахъ, которыя заговоръ содержитъ“²). „Сила приписывается такимъ именамъ потому, что имя вещи представляетъ невидимую, неизмнную сущность всего существа“³). „Простое имя иногда замняется разсказомъ о дйствіи, происшествіи или повствованіемъ о несчастномъ случа, подобномъ вновь приключившемуся, потому что повтореніе стараго случая и дйствительность стараго опыта считается достаточнымъ для произведенія и