Заходер и все-все-все…
Шрифт:
В заметках, посвященных описанию американской квартиры, в которой жил, Борис упоминает о «животных», населяющих ее:
Время от времени в кухне или в ванной видишь… тараканов. Они здесь страшно пугливы, и не без оснований: такие хлипкие, что, едва прикоснешься, распадаются на составные части. Даже жалко…
1968 год.
16 июня в нашу калитку постучались две девочки. У одной из них в руках — птенец вороны, у другой — банка с дождевыми червями, приданое малыша.
Так появился у нас этот вороний подлетыш. Возможно, не подбери его девочки, родители отыскали бы своего птенца. Девочки знали, что всякую живность можно приносить к нам: у нас
Новичка выпустили на террасу. Собаки, особенно Дар, очень удивились. Воспитанный доберман для знакомства, как и полагается у собак, произвел контроль под хвостом, а дворовая Катька просто попыталась вырвать его. Нам пришлось запихнуть птицу в клетку и подумать — чем накормить гостью.
Борис на всякий случай заглянул в книгу Грабовского, которого сам переводил, и почерпнул важные сведения о рационе ворон. Оказалось, как мы и думали, они едят все. Однако ничего из этого «всего» птенец не соглашался принять иначе как из нашего «клюва». Он словно не понимал, что делать с пищей. Пришлось на первых порах клюв заменить пинцетом. Дело пошло на лад. Я даже почувствовала себя вновь кормящей матерью. Назвали вороненка Крашем.
Борис вел нечто вроде дневника, день за днем наблюдая питомца, который очень быстро прибрал наши сердца к рукам, то есть крыльям.
Неотразимость просьбы птенца — трепещущих крыльев, разинутого клюва, слабого крика, всего выражения открытости. Доверчивости. Надежды…
Сила слабости? Или, несмотря на бездну, разделяющую птиц и нас, в нас живет «родовая память»?
Галя два раза ночью вставала накормить его грудью. Он очень скоро надоел, особенно утром, когда выяснилось, как он обкак. И на второй день решили выпустить его на участок.
Вечером совесть нас замучила, единственно, что утешало, — он держался мудро возле террасы, куда кошки не ходят, — это собачья сторона.
Катька искупила свою вину.
Прибежала Галя и рассказала, что Пуська сидит в засаде. Что делать?
— Дар! Катька!!
От благородного Дара толку было немного. Но Катя сразу поняла, что от нее требуется. Катя сделала несколько прыжков на задних лапах (овечку), раздался кошачий вопль, и началась дикая погоня. Дар тоже принял участие. Словом, кошке устроили такую баню, что она — будь у нее характер помягче, — и думать забыла бы про вороненка. Но так как Пуся — это Пуся, то на всякий случай ей повесили на шею погремушку — голубую пластмассовую собачку!
По утрам и вечерам слетаются все вороны Болшева и Тарасовки. Громко предостерегают Краша о грозящих ему опасностях, не менее громко уговаривают вернуться на путь истинный и еще громче обсуждают, правильно ли мы воспитываем этого ребенка, нашу внешность, манеры, поступки и т. д.
Любимая игра Краша — в перетягивание каната (травинки) со мной. Причем он почему-то всегда норовит ухватить за корешок, а не за верхушку.
Галя его очень обидела. Играли они в «канат», причем Краш сидел на краю сухой веточки рябины. Коварная дама взяла и захлестнула ветку травинкой и сломала! Краш полетел вниз. Очень обиделся.
Просьбу свою — покормить — он начинает (нежным голосом) всегда оттуда, где сидит: с вишни, высокой ветки клена, крыши, трубы или даже телевизионной антенны. Долго зовет. Все надеется, бедняга, что мы туда к нему прилетим. И только убедившись (в который раз!), что дело безнадежное, слетает на свою кормительную скамейку.
В саду стоит старинная скамья, на спинке которой висят детские погремушки — игрушки Краша. На этой скамье или
Тема для сказки (а может, и больше): общая тревога.
Общая тревога (в сообществах различных животных) — первый шаг к состраданию.
(Соиспуг.) Сострах…
Он боится того же, что и я, значит, он тоже?.. Живой?..
Он — тоже «Я»?
Краш топал ногами, возбужденно орал и выплясывал на крыше, видя, что мы с Даром играем «в палочки»… Это его любимая игра — протягиваешь ему палочку, веточку, он отнимает и уносит или, затащив наверх, бросит.
Иногда — честное слово, такое впечатление — он прилетает, просто чтобы с нами поиграть: съест крошку-другую и прекращает, но не улетает, сидит, вертит головкой.
Раздобыл где-то в траве теннисный мяч и играет в «нособол».
…афишировал знакомство со мной при гостях: налетал на меня, кусал, щипал, клевал, дергал за волосы…
Краш купался под душем. Галя сперва испугалась, что облила его, поливая (насосом!) цветы, а оказалось, что он сам идет под душ и с наслаждением трепещет крылышками (признак величайшего наслаждения), чистится, приседает и т. д.
Еще к вопросу о питании серой вороны, или что тигры действительно любят.
Ошалел от радости от жареной рыбы (которую пренебрежительно отверг, пока она была замороженной — сырой). От творога трепетал, стонал, «лаял» — издавал какие-то почти музыкальные звуки, — словом, ошибиться было невозможно.
Назвали мы его Крашем, разумеется, в надежде, что это похоже на воронье слово, которое (молчаливо предполагалось) ему приятно.
Но похоже на то, что это слово, если и воронье, то совсем не из приятных — так недоверчиво он смотрит, с такой неохотой откликается.
А вот если постучать (палочкой, ключиком) по блюдечку, где бывает хлеб с молочком и кашка с жареной рыбкой, или по банке с червями — вот тут сразу видно: это самое настоящее воронье слово!
Краш украсил свою вишню красными нитками — «концами» [8] . Сам принес (натаскал), разделил на пряди, развесил…
Боря ошибся в цвете — это были нитки вишневого цвета. Чтобы развлечь птенца, я частенько раскладывала для него разноцветные ленты, лоскутки или нитки, мне казалось, что он предпочитал именно вишневый цвет. Радовался разным бусинам и мелким ярким предметам, которые уносил и клювом закапывал в траву. Внимательно смотрел, словно проверял надежность укрытия, наклоняя голову из стороны в сторону. Засомневавшись, вновь откапывал и переносил ценность в другое место. Собаки тоже не зевали. Как только Краш удалялся, собаки тотчас проверяли его клад, ведь там частенько бывали лакомства, которые он прятал на черный день.
8
Имеется в виду брак ниток, которыми мы обтирали машину.