Закат и падение Римской Империи. Том 4
Шрифт:
С той сознательной гордостью, которая почти всегда внушается более высоким образованием и материальным благосостоянием, галлы насмехались над обросшими волосами гигантскими северными варварами, над их грубыми манерами, над их диким весельем, над их прожорливостью и над их отвратительной внешностью, одинаково неприятной и для глаз, и для обоняния. В школах отенской и бордоской еще занимались изучением древних писателей, и галльскому юношеству был хорошо знаком язык Цицерона и Вергилия. Слух этого юношества был неприятно поражен грубыми и новыми для него звуками германского диалекта, и оно остроумно скорбело о том, что испуганные музы обращались в бегство при звуках бургундской лиры. Галлы были одарены всеми преимуществами, какие даются искусством и природой, но так как у них недоставало мужества для самообороны, то им пришлось подчиниться и даже льстить победоносным варварам, от ненадежного милосердия которых зависели их собственность и жизнь.
Лишь только Одоакру удалось ниспровергнуть Западную империю, он стал искать дружбы самых могущественных варваров. Новый государь Италии уступил королю вестготов Эврику все римские завоевания по ту сторону Альп до берегов Рейна и океана, а сенат мог одобрить эту щедрость с некоторым удовлетворением для своего тщеславия и без всякого ущерба для доходов или для могущества государства. Законность притязаний Эврика основывалась на честолюбии и на успехе и под его управлением готское племя было вправе стремиться к владычеству над Испанией и Галлией. Арль и Марсель преклонились перед его военным могуществом, он отнял свободу у Оверня, а местный епископ согласился купить свое возвращение из ссылки ценою справедливых, но недобровольных похвал. Сидоний ждал аудиенции перед воротами дворца в толпе послов и просителей, а разнообразные дела, привлекшие эту толпу в Бордо, свидетельствовали о могуществе и славе короля вестготов. Герулы, жившие на отдаленных берегах океана и окрашивавшие свое обнаженное тело в его синеватый цвет, искали у этого короля покровительства, а саксы не осмеливались нападать на приморские провинции
В то время как отец Хлодвига Хилдерих жил изгнанником в Германии, он пользовался гостеприимством как королевы, так и короля тюрингов. Когда он снова вступил на престол, Базина покинула супружеское ложе, чтобы броситься в объятия любовника, откровенно объявив, что, если бы она встретила мужчину более умного, более энергичного и более красивого, чем Хильдерих, она отдала бы ему предпочтение. Хлодвиг был плодом этой случайной любовной связи, и, когда ему было не более пятнадцати лет, он вследствие смерти своего отца, стал во главе салических франков. Его небольшое королевство состояло только из острова батавов и из древних диоцезов Дорникского и Аррасского, а во время крещения Хлодвига число его воинов не превышало пяти тысяч. Родственные с франками племена, поселившиеся вдоль бельгийских рек Шельды, Мааса, Мозеля и Рейна, управлялись независимыми королями из рода Меровингов, жившими то в дружбе, то во вражде с салическим монархом. Но германцам, подчинявшимся в мирное время наследственной власти их вождей, ничто не мешало поступать во время войны на службу к какому-нибудь популярному и победоносному военачальнику, и вся их конфедерация, проникнувшись уважением к необыкновенным личным достоинствам Хлодвига, стала под его знамя. Когда он впервые выступил в поход, в его казнохранилище не было ни золота ни серебра, а в его магазинах ни вина ни хлеба; но он взял за образец Цезаря, который в одной и той же стране добыл золото мечом, а солдат плодами своих завоеваний. После каждой победы или удачной экспедиции вся добыча поступала в общий дележ; каждый воин получал свою долю соразмерно со своим рангом, и сам король, отказываясь от своих прерогатив, подчинялся справедливому распределению добычи, установленному военными законами. Непривыкшие к повиновению варвары знакомились этим путем с выгодами регулярной дисциплины. Во время смотра, происходившего ежегодно в марте месяце, их оружие тщательно осматривалось, а когда они проходили по нейтральной территории, им не позволяли сорвать листика травы. В своем правосудии Хлодвиг был неумолим, и его солдаты немедленно наказывались смертью за всякую небрежность или неповиновение. Говорить о храбрости галлов было бы излишне, а храбростью Хлодвига руководило хладнокровное благоразумие. Во всех своих сношениях с людьми он принимал в соображение их интересы, страсти и мнения, а во всем, что делал, сообразовался то с кровожадными наклонностями германцев, то с более мягким духом Рима и христианства. Смерть, постигшая его на сорок пятом году, положила конец его завоеваниям, но в свое тридцатилетнее царствование он уже успел упрочить существование французской монархии в Галлии.
Первым подвигом Хлодвига была победа над сыном Эгидия Сиагрием, и есть основание полагать, что поводом к этой борьбе послужили не одни только общественные интересы, но также и личная вражда. Слава отца затрагивала самолюбие Меровингов, а могущество сына должно было раздражать завистливое честолюбие короля франков. Сиагрий получил в наследство от отца город Суассон вместе с округом того же имени, жалкие остатки второй Бельгии - Реймс и Труа, Бовэ и Амиен - должны были естественным образом подчиняться власти графа или патриция, а после распадения Западной империи этот патриций мог бы царствовать с титулом или по меньшей мере с авторитетом короля римлян. В качестве римлянина он получил образование, познакомившее его и с риторикой, и с юриспруденцией; но благодаря случайности или политическим расчетам он научился хорошо владеть языком германцев. Независимые варвары обращались к трибуналу иностранца, обладавшего редкой способностью объяснять на их родном языке требования здравого смысла и справедливости. Усердие и приветливость судьи доставили ему популярность; беспристрастная мудрость его приговоров встречала добровольное повиновение со стороны варваров, и владычество Сиагрия над франками и бургундами, по-видимому, вносило в эту среду коренные учреждения гражданского общества. Среди этих мирных занятий Сиагрий получил и смело принял вызов Хлодвига, который с рыцарским великодушием и почти в таких же выражениях, которые употреблялись рыцарями, приглашал своего соперника назначить день и место сражения. Во времена Цезаря Суассон мог бы выставить армию из пятидесяти тысяч всадников, а три городских арсенала или мануфактуры могли бы в избытке снабдить эту армию шлемами, кирасами и военными машинами. Но галльская молодежь давно уже утратила свое мужество и значительно уменьшилась числом, а те недисциплинированные Отряды волонтеров, или наемников, которые выступили в поход под знаменем Сиагрия, были неспособны бороться с врожденным мужеством франков. При недостатке более точных сведений о силах и ресурсах Сиагрия было бы несправедливо осуждать его за быстрое обращение в бегство, после поражения он искал убежища при отдаленном тулузском дворе. Слабое правительство малолетнего Алариха не было в состоянии поддержать или защитить несчастного беглеца, малодушные готы испугались угроз Хлодвига, и римский король, после непродолжительного тюремного заключения, был отдан в руки палача. Бельгийские города подчинились королю франков, и его владения расширились с восточной стороны присоединением обширного Тонгрского диоцеза, которым Хлодвиг овладел на десятом году своего царствования.
Название алеманны ошибочно производилось от их мнимого поселения на берегах озера Лемана. Эта прекрасная местность была заселена бургундами на всем пространстве между названным озером с одной стороны, Аваншем и горами Юры - с другой. Северная часть Гельвеции действительно была покорена свирепыми алеманнами, которые собственными руками уничтожили плоды своего завоевания. После того как эта провинция расцвела и цивилизовалась под управлением римлян, ее снова обратили в дикую пустыню, а некоторые остатки великолепия Виндониссы до сих пор встречаются в плодородной и густонаселенной долине Аара. От истоков Рейна и до его слияния с Майном и Мозелем грозные толпы варваров владычествовали по обеим сторонам реки по праву древнего владения или недавних побед. Они рассеялись в Галлии по тем провинциям, которые носят в настоящее время название Эльзаса и Лотарингии, а их смелое вторжение в Кельнское королевство заставило Салийского монарха вступиться за своих союзников - рипуарских франков. Хлодвиг встретился с врагами Галлии на Тольбиакской равнине, почти в двадцати четырех милях от Кельна, и два самых воинственных германских народа воодушевились воспоминанием о своих прежних подвигах и надеждой на будущее величие. После упорной борьбы франки стали подаваться назад, а алеманны устремились с победными возгласами за ними в погоню. Но битва возобновилась благодаря мужеству, личной распорядительности и, может быть, благочестию Хлодвига, и исход этого кровопролитного сражения навсегда решил вопрос, быть ли франкам повелителями или рабами. Последний король алеманнов пал на поле сражения, а его подданных убивали и преследовали до тех пор, пока они не побросали свое оружие и не стали молить о пощаде. При отсутствии всякой дисциплины они не были способны снова собраться с силами, они презрительно разрушили стены и укрепления, которые могли бы защитить их в несчастии, а враги, не менее их самих предприимчивые и неустрашимые, преследовали их в самую глубь их лесов. Великий Теодорих поздравил с победой Хлодвига, на сестре которого Альбофледе незадолго перед тем женился, но вместе с тем он выступил ходатаем за просителей и беглецов, искавших его покровительства. Находившиеся во власти алеманнов галльские земли сделались наградой победителя, и высокомерный народ, с успехом боровшийся против военных сил Рима и ни-когда не подчинявшийся его власти, признал верховенство Меровингских королей, которые милостиво дозволили ему сохранять местные нравы и учреждения под управлением должностных лиц, а в конце концов под управлением наследственных герцогов. После завоевания западных провинций одни франки поддерживали свои старинные поселения по ту сторону Рейна. Они мало-помалу подчинили себе и цивилизовали разоренные страны до самой Эльбы и до Богемских гор, и спокойствие Европы было обеспечено покорностью германцев.
До тридцатилетнего возраста Хлодвиг постоянно поклонялся богам своих предков. Его недоверие или, вернее, пренебрежение к христианству дозволяло ему без угрызений совести грабить христианские церкви на неприятельской территории, но его галльские подданные пользовались полной свободой в своих религиозных верованиях, а епископы возлагали более надежд на язычника, чем на еретиков. Меровингский король имел счастье вступить в брак с прекрасной племянницей бургундского короля Клотильдой, которая была воспитана в католической вере, в то время как жила при дворе арианского государя. И личные интересы, и чувство долга заставляли ее позаботиться об обращении ее языческого супруга в христианство, и Хлодвиг стал мало-помалу внимать голосу любви и религии. Он дал свое согласие (быть может, так было условлено перед вступлением в брак) на то, чтобы его старший сын крестился, и, хотя внезапная смерть ребенка возбудила в нем суеверные опасения, он
Душа Хлодвига была доступна для мимолетных взрывов религиозного рвения, он пришел в сильное негодование при трогательном рассказе о страданиях и смерти Христа, и, вместо того чтобы оценить по достоинству благотворные последствия этого таинственного самопожертвования, он с неблагоразумным гневом воскликнул: “Будь я там с моими храбрыми франками, я отмстил бы за нанесенные Ему обиды”. Но варварский завоеватель Галлии не был способен взвешивать доказательства религии, основанные на тщательной проверке исторических фактов и богословских умозрений. Он еще менее был способен подчиняться кротким евангельским правилам, которые проникают в убеждение и очищают сердца искренних новообращенных. Все дела его царствования были внушены честолюбием и были постоянным нарушением требований христианской нравственности и христианского долга, его руки были запятнаны кровью как в военное, так и в мирное время, и немедленно вслед за тем, как он распустил собор галликанского духовенства, он хладнокровно приказал умертвить всех принцев из рода Меровингов. Впрочем, это не мешало королю франков воздавать искреннее поклонение христианскому Богу, как Существу более совершенному и более могущественному, чем его национальные боги, а достопамятное избавление от неминуемой опасности и победа при Тольбиаке побуждали Хлодвига и впредь полагаться на покровительство Бога Ратных Сил. Самый популярный из их святых, Мартин, славился по всему Западу чудесами, беспрестанно совершавшимися у его гробницы в Туре. Он оказывал явное или тайное покровительство щедрому и православному королю, а нечестивое замечание самого Хлодвига, что дружба св. Мартина обходится ему очень дорого, не следует принимать за признак серьезного или рационального скептицизма. И небо, и земля радовались обращению франков в христианскую веру. В тот достопамятный день, когда Хлодвиг вышел из купели, он во всем христианском мире оказался единственным монархом достойным имени и прерогатив католика. Император Анастасий был заражен некоторыми опасными заблуждениями касательно характера божеского воплощения, а жившие в Италии, Африке, Испании и Галлии варвары были вовлечены в арианскую ересь. Старший или, вернее, единственный сын церкви был признан духовенством за его законного государя и славного освободителя, и военные предприятия Хлодвига были поддержаны усердием и доброжелательством католической партии.
Под римским владычеством епископы пользовались значительным, а иногда даже опасным влиянием благодаря своим богатствам и обширной юрисдикции, благодаря своему священному характеру, своей несменяемости, своим многочисленным приверженцам, популярному красноречию и провинциальным съездам. Это влияние усиливалось вместе с распространением суеверий, и основание французской монархии может быть в некоторой мере приписано единодушию сотни прелатов, властвовавших над мятежными и независимыми городами Галлии. Непрочные основы Армориканской республики неоднократно потрясались или были ниспровергнуты, но этот народ все еще сохранял свою свободу, поддерживал достоинство римского имени и храбро отражал как хищнические набеги, так и регулярные нападения Хлодвига, пытавшегося распространить свои завоевания от Сены до Луары. Удачное сопротивление армориканцев доставило им почетный союз с франками на равных правах. Франки уважали армориканцев за их храбрость, а армориканцев примирял с франками переход этих последних в христианскую веру. Войска, расположенные в Галлии для ее защиты, состояли из сотни различных кавалерийских и пехотных отрядов, которые пользовались названиями и привилегиями римских солдат, но постоянно пополнялись варварской молодежью. Пограничные укрепления и разбросанные обломки империи еще охранялись их храбростью без всякой надежды на успех. Им было отрезано отступление, и они не имели возможности сноситься одни с другими, царствовавшие в Константинополе греческие императоры оставляли их без всякой помощи, а их благочестие не позволяло им вступать в дружеские сношения с арианскими узурпаторами Галлии. Но они не краснея и даже охотно согласились на выгодную капитуляцию, которую им предложил католический герой, и это частью законное, частью незаконное потомство римских легионов отличалось в следующие века от других войск и своим вооружением, и своими знаменами, и своими мундирами, и своими уставами. Тем не менее силы нации увеличились благодаря этому добровольному присоединению, и соседние королевства стали бояться не только храбрости франков, но также их многочисленности. Приобретение северных провинций Галлии не было результатом одной удачной битвы, а, как кажется, совершалось постепенно, то путем завоеваний, то путем мирных договоров, и Хлодвиг приводил в исполнение каждый из своих честолюбивых замыслов при помощи таких усилий или таких уступок, какие были соразмерны с ожидаемой выгодой. Его дикий нрав и доблести Генриха IV дают нам самые противоположные понятия о человеческой натуре; тем не менее есть некоторое сходство в положении двух королей, подчинивших себе Францию личным мужеством, политикой и тем, что вовремя приняли настоящую религию.
Королевство Бургундское окаймлялось течением двух галльских рек, Саоны и Роны, и простиралось от Вогезских гор до Альп и до моря, на берегу которого стоит Марсель. Скипетр находился в руках Гундобальда. Этот храбрый и честолюбивый принц уменьшил число кандидатов на престол умерщвлением двух своих братьев, из которых один был отцом Клотильды; но по недостатку предусмотрительности он дозволил младшему из своих братьев Годегезилю владеть независимым Женевским княжеством. Арианский монарх был основательно встревожен, узнав, какою радостью и какими надеждами воодушевило его епископов и подданных обращение Хлодвига в католическую веру, и Гундобальд созвал в Лионе собор с целью примирить религиозные и политические разногласия духовенства. Между представителями двух партий происходили бесплодные совещания. Ариане укоряли католиков в поклонении трем богам, католики защищались с помощью богословских отвлеченностей, и обычные в этих случаях аргументы, возражения и опровержения высказывались обеими сторонами с упорной горячностью, пока король не обнаружил своих тайных опасений, обратившись к православным епископам с неожиданным, но требовавшим положительного ответа вопросом: “Если вы действительно исповедуете христианскую религию, то почему же вы не удерживаете короля франков? Он объявил мне войну и вступает в союз с моими врагами с целью погубить меня. Кровожадность и властолюбие не могут считаться за признаки искреннего обращения в христианство: пусть он выкажет свою веру в своих делах”. Ответ епископа Виенны Авита, говорившего от имени своих собратьев, был произнесен ангельским голосом и с таким же выражением лица: “Нам неизвестны ни мотивы, ни намерения короля франков, но нам известно из св. Писания, что государства, отказывающиеся от исполнения божеских законов, нередко гибнут и что со всех сторон восстают враги на тех, кто сам стал во вражду с Богом. Возвратись вместе с твоим народом к исполнению закона, данного Богом, и Он ниспошлет твоим владениям спокойствие и безопасность”. Так как король Бургундский не соглашался на то, что католики считали главным условием мирного договора, то он сначала откладывал, а потом и совсем закрыл заседания духовенства, попрекнувши своих епископов за то, что их друг и новообращенный Хлодвиг втайне пытался вовлечь его брата в восстание.
Его брат уже окончательно нарушил долг верноподданничества, а готовность, с которой Годегезиль стал со своими женевскими войсками под королевское знамя, много содействовала успеху заговора. В то время как франки и бургунды боролись с одинаковым мужеством, его измена решила исход сражения, а так как Гундобальда слабо поддерживали не любившие его галлы, то он не устоял против усилий Хлодвига и торопливо отступил с поля битвы, происходившей, как кажется, между Лангром и Дижоном. Он не полагался на неприступность Дижона, несмотря на то что эта построенная в форме четырехугольника крепость была окружена двумя реками и стеной в тридцать футов вышины, в пятнадцать футов толщины и имела четверо ворот и тридцать три башни; он предоставил Хлодвигу беспрепятственно осаждать важные города Лион и Виенну, а сам бежал в Авиньон, находившийся на расстоянии двухсот пятидесяти миль от поля сражения. Продолжительная осада и искусно веденные переговоры убедили короля франков в опасностях и трудностях его предприятия. Он обложил бургундского короля данью, заставил его простить и наградить измену брата и самодовольно возвратился в свои владения с добычей и пленниками из южных провинций. Этот блестящий триумф был скоро омрачен известием, что Гундобальд нарушил принятые на себя обязательства и что несчастный Годегезиль, оставленный в Виенне с гарнизоном из пяти тысяч франков, был осажден, застигнут врасплох и умерщвлен своим безжалостным братом. Такое оскорбление могло бы вывести из терпения самого миролюбивого государя, однако завоеватель Галлии скрыл свое раздражение, отменил уплату дани и принял от бургундского короля предложение союза и военной службы. Хлодвиг уже не имел на своей стороне тех выгод, которые обеспечили успех предшествовавшей войны, а его соперник, научившийся в несчастии быть более благоразумным, нашел новые ресурсы в любви своего народа. Галлы и римляне были очень довольны мягкими и беспристрастными законами Гундобальда, ставившими их почти на один уровень с их завоевателями. Епископов примиряла и льстила надежда на его скорое обращение в католичество, которую он искусно в них поддерживал, и хотя он уклонялся от осуществления этой надежды до последних минут своей жизни, его умеренность обеспечивала внутреннее спокойствие и замедлила падение Бургундского королевства.