Закат семьи Брабанов

Бессон Патрик

— Он поражен. Хотя на то нет причин. Эти банкиры из Сити — ничтожные людишки.

— Мадмуазель, — спросил Ален, показывая на Стюарта, — кем бы вы ни были и что бы ни делали до того, как войти в мой дом, ответьте прямо на мой вопрос: вы собираетесь иметь ребенка от этого человека?

— Да, — ответила Синеситта.

— Вы ударились головой, бедняжка. Вы не имеете ни малейшего представления, в какое осиное гнездо сунулись. Пройдемте в мой кабинет. Ты позволишь? — обратился он к Стюарту.

— После такого приема разве я могу тебе отказать?

Ален Коллен властно взял мою сестру за руку. Она стала вырываться.

— Не

понимаю, зачем мне идти с вами в кабинет? Я не ищу работу.

— Могу поспорить, что вы уже потеряли голову из-за моего брата!

— Так точно! — подтвердил Стюарт.

— Я уволилась из «Прентан» Османна по собственному желанию, — заявила моя сестра.

— Скоро, — заметил Ален Коллен, — у вас не будет желаний, ничего не будет, кроме живота. Идемте, не стесняйтесь!

Стюарт, ухмыляясь, сел на место брата напротив Этесса. Он поставил локти на стол и в два счета доел кусок паштета, к которому Ален едва прикоснулся. Справа от него сидела высокая блондинка с короткими волосами и таким количеством морщин на лице, что у людей, находящихся с ней за одним столом, возникало искушение пересчитать их. Стюарт спросил у нее, где Эрлебом.

— Она говорит по телефону, — ответила женщина.

Потом украдкой взглянула на маленькие золотые часики, украшенные бриллиантами, и добавила с мягкой, неуловимой и меланхоличной иронией женщины, которая тоже много звонит по телефону:

— Вот уже двадцать семь минут.

— Итак, вы решились? — настойчиво переспросил Ален Коллен, пытаясь снова схватить мою сестру за запястье, но она продолжала вырываться.

— Давай, — сказал Стюарт Синеситте, — иди, раз он так настаивает. Спенсер, выпить!

Робер Этесс с поблескивающими глазами за слишком большими для него очками — на книжке «Франс-Луазир» на нем были маленькие очки, поэтому моя сестра подумала, что они в починке — встал, заявив, что тоже должен позвонить, и Стюарт очутился один между морщинистой женщиной и белолицей подружкой Этесса с волосами цвета соломы.

— Здорово! — воскликнул он. — Обожаю женскую компанию.

Синеситта засмеялась, увидев его таким воинственным и непринужденным в этом светском обществе, в котором он потерпел полный крах, явившийся естественным итогом всего его существования. Она пошла за Аленом в кабинет, хотя сразу поняла, что тот пытается ее поцеловать и это без труда ему удастся.

— Чем вы так тяжко провинились, что об этом нельзя говорить за столом? — игриво спросила подруга Робера Этесса, словно девочка, привыкшая к невинным, дружеским, оживленным разговорам в Фонтвейе, Гордах, а также в красивых поместьях Гатине.

Ничего не ответив, Стюарт схватил то, что, без сомнения, было тарелкой с паштетом Кармен Эрлебом, и поставил ее на пустую тарелку Алена Коллена. Подруга Робера Этесса, чуть не потеряв дар речи, все-таки предположила, что актриса, когда вернется, возможно, захочет это съесть. На что Стюарт с полным ртом возразил, что актриса, вполне вероятно, никогда не вернется — замечание, погрузившее молодую женщину в задумчивость, из которой ее вывел вернувшийся за стол Этесс. Они зашептались и, смерив Стюарта боязливыми и возмущенными взглядами, встали и вышли из комнаты без малейшего объяснения, видимо, считая, что иначе Стюарт силой вынудит их остаться за столом.

— Можно спросить, — обратился Стюарт к своей морщинистой соседке, — почему вы не ушли?

— Я ухожу.

Она встала и исчезла

в свою очередь. Стюарт опустошил все тарелки и все стаканы, очевидно, посчитав, что прислуга решила ничего не подавать до нового распоряжения Алена Коллена, а это распоряжение вряд ли поступит. Хрустя последним куском хлеба, Стюарт подумал, что в этом мире все его бросили. Он стоял посреди своего жизненного пути, как Эдип с выколотыми глазами, найдя в Синеситте Брабан коварную Антигону и понимая, что она приведет его к смерти, если сама она и не есть смерть. Именно по этой причине, подумал он с яростью, она так любезничала с ним. Стюарт верил, что женщины, которых он убил, были самой смертью. Ему нужно было, если он хотел жить. — а он этого хотел, так как если не жить, то как посещать рестораны? — покинуть этот дом, этот город, эту страну. Он должен был ускользнуть от Синеситты, державшей его в плену своих ласк, как французское правосудие — «французское беззаконие», написал Бенито в книге «Ад мне лжет» — держало его в тюрьме. Любовь — единственная стена, которую женщины умеют строить, чтобы удержать мужчин, а деньги — всего лишь изгородь, которую мужчины легко преодолевают. Что касается моей сестры, то она умудрилась воздвигнуть свою стену из бетона. Стюарт поднялся в тот момент, когда вошла Эрлебом. На ней было короткое фиолетовое вечернее платье с черными рукавами с буфами и поясом, инкрустированным разноцветными камешками.

— Где мой паштет? — спросила актриса.

— Я его съел, — сказал Стюарт. — Я был голоден.

— Я тоже голодна.

— Вы разговаривали по телефону, а я был здесь. Мне повезло.

— Я разговаривала с самого начала обеда, и это была моя тарелка, а не ваша.

— Если бы я мог предвидеть, что вы так расстроитесь, то не притронулся бы к вашему паштету. Просто я решил, что вы уже достаточно съели его в своей жизни, а я — нет.

В какую-то долю секунды Стюарт хотел сказать, что провел семь тысяч пятьсот пять дней в тюрьме, где не подают паштет даже в праздник святого Сильвестра, но не сказал. Он, как все сумасшедшие, очень тщательно готовил свои провокации. «Сумасшедшие осторожны. Именно поэтому они и стали сумасшедшими» (Бенито в третьем и последнем интервью «Ла Стампе» за несколько недель до своего исчезновения).

— Что вы знаете обо мне, о моей жизни? — воскликнула актриса.

— Поскольку паштет имеет для вас такое значение, — произнес Коллен безмятежным тоном фаталиста, хотя уже и начал ощущать любовное волнение, — пойдемте в «Гаврош» и съедим по кило.

Он чувствовал в заднем кармане своих новых брюк две тысячи фунтов в новых купюрах, которые дала ему Синеситта утром.

— Вы бывали в «Гавроше»? — удивилась Эрлебом. — Это любимый ресторан моего жениха.

— У вас есть жених?

— Нет. Может, лучше пойти в «Бержер Кинг» на Лейстер-сквер?

— Там вас все узнают.

— Англичане меня не знают, а французы забыли.

— Почему вы так говорите?

— Просто жалуюсь.

— Вы хотите, чтобы я вас пожалел?

— Вы не собираетесь жалеть меня, толстая свинья!

Она расхохоталась и взяла со своего стула сумочку, чтобы проверить, не стянул ли у нее Робер Этесс все наличные деньги и кредитные карточки. Потом заявила, что возвращается в Челси, в свою ужасную квартиру. Стюарт спросил, нельзя ли ему ее проводить.

— Вы декоратор?