Закат в крови(Роман)

Степанов Георгий Владимирович

Атаман Краснов писал Деникину: «На Севере нас побеждает не сила оружия противника, но сила его пропаганды».

В январе на Дону начались жестокие морозы, со снежными вьюжными днями и метелями по ночам, и 30 января еще 4 полка донских казаков перешли на сторону красных.

Утешая Краснова, Деникин говорил:

— Против большевистской пропаганды мы устроим контрпропаганду, особый отдел, целое министерство агитации и пропаганды.

— Интересно, какие идеи предложит Деникин пропагандировать? У него же за душой ничего, кроме «Единой неделимой», — иронизировал в кругу своих

близких Краснов.

Сыпной тиф начал основательно пощипывать и ряды Добровольческой и Донской армий. Нужна была частая смена белья, но его не было, нужно было мыло, но интенданты не довозили его до армии, нужны были лазареты, но их не успевали открывать и оборудовать.

Сыпным тифом болели не одни рядовые казаки, офицеры, от тифозной вши не уберегли даже командующего Кавказской армией барона Врангеля, а на Дону — генерала от инфантерии Иванова…

И 29 января в Новочеркасске, когда торжественно служили панихиду по поводу годовщины со дня смерти атамана Каледина, тут же рядом в кафедральном соборе шло отпевание умершего в тифозной горячке старого генерала Иванова, во время мировой войны командовавшего Юго-Западным фронтом.

Красная Армия к этому времени заняла весь Верхне-Донской округ, вошла клином в Донецкий округ, весь Хоперский округ и северную часть Усть-Медведицкого округа…

* * *

Побывав в Новочеркасске, генерал Пуль вскоре уехал в Лондон и там, после доклада в военном министерстве, был немедленно отстранен от ответственной должности начальника английской миссии при Добровольческой армии. Черчилль, военный министр, дал понять, что Англии нужен в России более строгий и более требовательный представитель, нежели Пуль. 3 февраля в Екатеринодар прибыл сухой и точный бригадный генерал Бриггс, и вслед за ним 6 февраля в Новороссийск пришло одиннадцать английских судов с грузом в 60 тысяч тонн.

Вместе с танками, орудиями, самолетами было доставлено немало шинелей, френчей, брюк, ботинок.

Английские войска под командованием Томсона, находившегося с ноября в Баку, в январе заняли Петровск.

Деникин, боясь, что Томсон захватит богатый нефтью район, поспешил двинуть войска на город Грозный.

* * *

23 января был взят Грозный, а через шесть дней после ожесточенных боев — Владикавказ.

Глава пятая

Английская миссия, кроме Екатеринодара, обосновалась в Тифлисе во главе с генералом Форестье Уоккером, которому подчинялись миссии: в Закаспии генерала Моллисона, в Баку генерала Томсона и в Батуме генерала Коллиса.

Всеми этими миссиями управлял из Константинополя генерал Мильон — главнокомандующий английскими войсками на Востоке.

Деникин говорил: «Явственно наметились две совсем несхожие линии английской политики — екатеринодарская и тифлисская, русофильская и русофобская. Несомненно, эти линии диктовались военным министром Англии Черчиллем для проведения двойственной политики — преграждения большевистского потока, угрожающего Европе, и экономического владычества в Закавказье».

Но Деникин ошибался. У Черчилля была одна твердая и определенная

линия установления английского владычества на Юге России.

* * *

Капитан генерального штаба Фуке, прибыв в Екатеринодар, пожелал тотчас же сделать себе карьеру и с этой целью составил от имени главнокомандующего вооруженными силами Юга России рапорт с перечислением всех своих боевых заслуг как начальника французской миссии.

В рапорте в самых выспренних выражениях говорилось, что капитан Фуке за короткий срок пребывания в должности начальника миссии тщательно ознакомился с общим военным положением, неоднократно выезжал на фронт, бесстрашно вел себя на передовых позициях, постоянно помогал дельными советами и указаниями командованию Добровольческой армии.

Заканчивался рапорт-дифирамб ходатайством перед генералом Франше д’Эспере о производстве капитана в следующий чин.

Деникин скрепя сердце подписал этот рапорт.

А через день, отправив рапорт генералу Франше д’Эспере, капитан Фуке потребовал через генерала Смагина от атамана Краснова выслать за ним специальный поезд с конвоем донских казаков.

— Я как официальный и особо ответственный представитель свободной Франции, — сказал он, — должен быть встречен в Новочеркасске с подобающим почетом.

26 января вечером специальным поездом капитан Фуке отправился со своими офицерами в Новочеркасск.

Вместе с французами выехал Ивлев и английский капитан Кользет.

Последний должен был осмотреть железнодорожные платформы для перевозки танков, которые, по его словам, обязаны были прибыть в новороссийский порт.

* * *

Рано утром на ростовском вокзале в поезд сел французский консул — откормленный, толстощекий господин Гильмонэ, имевший постоянную резиденцию в Ростове.

Капитан Фуке тотчас же уединился с ним в купе и о чем-то долго и обстоятельно договаривался.

Атаман Краснов и на сей раз устроил довольно помпезную встречу, хотя и не столь грандиозную, как месяц назад капитанам Бонду и Ошену.

После парадного обеда капитан Фуке, прихватив с собой Ивлева, весь вечер просидел у Краснова, выспрашивая о положении дел на фронте.

— Казаки Дона уже второй год воюют, — рассказывал атаман, — и сейчас, чтобы подбодрить их, надо немедленно показать им хотя бы одну дивизию союзных войск. Кстати, эта дивизия даст понять и красным, что против них не только донские казаки, Кубань, но и вся Европа.

Развалившись в мягком кресле и закинув ногу за ногу, Фуке слушал, не перебивая Краснова.

— Вы понимаете, — наконец сказал он, — французские солдаты не могут жить и воевать в тех варварских условиях, в каких находятся ваши. Они требуют хороших теплых казарм, жизни в благоустроенном городе и вполне обеспеченную коммуникацию, чтобы иметь связь со своим тылом, госпиталями и базой снабжения. Укажите мне такой город у вас на Дону, и я велю двинуть французские войска.

Краснов молчал: условия, выдвигаемые начальником французской миссии, были почти невыполнимы. Однако, опасаясь, что французы вообще откажутся от какого-либо участия в войне с большевиками, сказал: