Заказ на (не)любовь
Шрифт:
— Давайте присядем, — он указывает на кушетку у стены и почему-то отводит глаза, избегая смотреть на меня. Сердце ухает, падая куда-то вниз, как на обрыве перед прыжком в пропасть. Становится еще страшнее: разве стал бы человек так вести себя, будь все хорошо?
— Что с Соней? — у меня даже голос дрожит. Язык сделался тяжелым и неповоротливым, губы запеклись и саднят от слез, которые снова срываются из глаз. Еще не слыша слов доктора, уже понимаю, что ничего хорошего он мне не скажет. — Не
Он, наконец, поднимает глаза. Тяжелый, опустошенный взгляд, полный боли — и меня начинает трясти, по позвоночнику струится холодный пот, а зубы противно клацают. Почему, почему он молчит?!
— Мне жаль, что вынужден все это говорить. У вашей дочки очень серьезная травма позвоночника. Мы сделали все, что могли, но…
Сама не замечаю, как впиваюсь пальцами в его руку. Но мужчина как будто совсем не удивляется этом — его широкая ладонь накрывает мою.
— Что с ней?! — я выкрикиваю, забывая, что в больнице так себя не ведут. Забывая вообще обо всем. Соня же была в сознании, говорила со мной, плакала… даже шевелиться пыталась. — Что за травма? Говорите!
Доктор тяжело вздыхает, словно вырывая еще один кусочек сердца.
— Обычно дети легче переносят такие повреждения. Но в вашем случае все оказалось серьезней. Нужна сложная операция, и как можно скорее, иначе начнутся необратимые последствия.
— Ка-а-акие… последствия? — заикаюсь, уточняю я.
— Вероятнее всего она не сможет ходить.
От заливающих лицо слез все как в тумане. Я и голос врача слышу тоже сквозь какую-то вязкую пелену. Бедная моя малышка, за что ей эти страдания?
— Нужно что-то подписать? Я все сделаю, покажите, где и что. Если говорите, что надо срочно, тогда давайте не тянуть…
Не могу понять, почему он продолжает сидеть и не идет в кабинет, не предлагает мне документы для подписи. Почему снова смотрит вот так: с необъятной тоской в глазах.
— Доктор…
— Проблема в том, — его взгляд чернеет, — что такие операции делают только платно. Даже в экстренных случаях. И только в одной клинике города. Мы уже связались с ними, они готовы взять Соню, но…
Я, кажется, наконец, понимаю, что он пытается до меня донести. Плевать на деньги. Какая бы сумма не понадобилась, я ее найду. Займу у друзей, кредит возьму, на крайний случай. Но когда доктор озвучивает цифры, внутри все обрывается. Это не просто много… Таких денег я никогда в жизни в руках не держала. Разве что квартиру продать…
Но ведь на чаше весов Сонина жизнь. Ее здоровье, ее будущее. Я в любом случае отдам все, что есть. А дальше… дальше мы что-то придумаем. Устроюсь еще на одну работу, снимем комнату. Главное, сейчас ей помочь.
— Я найду деньги, — говорить с уверенностью не получается, голос
— Вы не поняли, — перебивает меня врач. Его глаза виновато бегают, и даже в моем состоянии невозможно не заметить, что ему тяжело говорить. — У нас нет нескольких дней. Если операцию не сделать в ближайшие часы… потом будет слишком поздно.
Он сыпет какими-то медицинскими терминами, что-то пытается мне объяснить, но из всей этой страшной массы слов я улавливаю лишь одно: времени нет. Вообще нет. НЕТ!!!! Я ничего не успею сделать, не смогу спасти родную дочь.
Это жуткое откровение пульсирует в висках, рвет меня на части. И нет ни ответа, ни решения, лишь только дикий, нарастающий ужас от собственной беспомощности. Я слепну от него, задыхаюсь, захлебываюсь слезами… А потом сквозь отчаянье и боль слышу ровный и спокойной голос Ольги Невельской.
— Мы же не можем допустить, чтобы малышка страдала. Договаривайтесь об операции, доктор, я все оплачу.
Глава 24
В первое мгновение я не верю. Кажется, что от переживаний и страха помутился разум, вот и мерещатся вещи, которых в принципе быть не может. Но стираю слезы и прояснившимся взглядом смотрю на Невельскую. Нет, это не ошибка. Я услышала именно то, что сказала эта женщина. Она действительно пообещала оплатить операцию. И сейчас в ее глазах мне отчетливо видится… тепло? Как такое возможно?
Или случившееся напомнило ей о собственной трагедии? Я словно в замедленной съемке наблюдаю, как Ольга беседует с врачом, уточняет детали оплаты и что-то записывает в телефон. Это совсем не похоже на розыгрыш, да и не шутят такими вещами.
Когда доктор уходит, поднимаюсь навстречу женщине. Мне хочется ее обнять, потому что все прежние мои обиды и недовольства сейчас просто перестают иметь значение. То, что она согласилась сделать, не сравнимо ни с чем.
Меня все еще трясет, но хватает сил улыбнуться.
— Не знаю, как вас благодарить…
Ольга прищуривает глаза, изучая меня. Молчит, тоже улыбаясь, а я, поглощенная переживаниями и внезапным облегчением, не сразу понимаю, что тепло в ее глазах тает, сменяясь ледяным холодом.
— Мне не нужна благодарность. Девочка действительно ни в чем не виновата. Было бы жаль, если бы она осталась калекой.
Я вздрагиваю от этих слов. «Жаль» — слишком слабо сказано. Не знаю, как смогла бы в таком случае жить. И что бы делала без помощи Невельской.