Заклинание для хамелеона

Пирс Энтони

Ах да. Это было стоящее предложение, учитывая сложившуюся ситуацию, так как остальные буквы у них не совпадали и, следовательно, не делали их соперниками.

«Не делай этого! — возразил другой демон. — Повысь лучше наши Е, а не А».

Это был D(E/A)th, Дъенаэртьгй, демон Смерти, который уменьшился бы после увеличения А.

«Повысь Д и Е», — предложила другая.

То была демонесса Бездны Дъенапэтая. Демоны Смерти и Бездны тут же пришли к консенсусу, согласилась с этим и Эанаэртая. Но в этом случае демон Ксанфа, X(A/N)th, оставался ни с

чем.

«Понизим-ка лучше наши Н», — предложила демонесса Десятка, T(E/N)th, и это понравилось Иксанаэнному. Но Тэнаэнная играла еще и на увеличение Е, а это приносило ей ни с чем не соизмеримую выгоду. Все сделки, за отсутствием обоюдной выгоды, распались.

Бинк вынырнул из этого потока, в голове у него все перемешалось. Имена оказались формулами? Буквы стали числами? Что вообще происходит?

— Ну что, видел? — сказан Хамфри, — У демонов нет имен, только количество набранных очков. Входные переменные замещаются, что влияет на их числовое значение, хотя на самом деле это не совсем и числа, а своего рода уровни идей со своей тяжестью и очарованием, свечением и многими другими составляющими, которые мы вряд ли вообще сумеем понять. Первостепенным является текущий счет.

Это объяснение только внесло еще больше тумана в ситуацию.

— Демон Ксанфа — это всего лишь счет в игре?

— Насколько мы в состоянии понять, демон Ксанфа, чья формула подсчета очков икс на А, деленное на Н, имеет три переменные и показатель порядка, — сказал волшебник, — но сами правила игры выше нашего понимания, мы можем только видеть изменяющийся счет.

— Да плевать мне на очки! — закричал Бинк, — Смысл-то во всем этом какой?

— А какой смысл в жизни? — вопросом на вопрос ответил Хамфри.

— Ну… расти, развиваться, сделать что-то полезное, — сказал Бинк, — но не играть же в игры с идеями.

— Ты смотришь на это таким образом, потому что ты человек, а не демон. Эти существа не способны к росту или развитию.

— К чему тогда все эти числа, их значение, значимость, ускорение…

— Ну, я думал, что ты все и так поймешь, — сказал волшебник, — Это совершенно не имеет отношения ни к интеллекту демона, ни к его силе; это просто его статус. Демоны не растут — они и так всемогущи. Не существует такого, что кто-нибудь из них не мог бы постичь, или такого, чем кто-то из них не мог бы обладать. Нет ничего такого, чего бы они не смогли достичь. Поэтому они не могут ни развиваться, ни делать что-нибудь полезное в нашем понимании. Потому что они абсолютны. Поэтому для них нет ни отрицания, ни риска.

— Нет риска? Но тогда же становится очень скучно.

— А за миллионы лет становится в миллион раз скучнее, — согласился Хамфри.

— И поэтому демоны играют в игры? — недоверчиво спросил Бинк.

— А что может быть лучше для времяпрепровождения и обретения интереса к существованию? Раз их возможности не имеют границ, они сами придумывают себе границы. Возбуждение от искусственно вызванного риска заменяет скуку реальности.

— Ну ладно, пусть все это так, — все еще сомневаясь,

сказал Бинк, — но какое отношение это имеет к нам?

— Демон Ксанфа, Иксанаэнный, отбывает наказание за то, что во время предыдущего раунда не сумел закончить применение своей формулы, — сказал Хамфри, — Он будет сидеть здесь неподвижно в одиночестве, пока его не освободят.

Бинк замер, боясь вторгнуться в очередную мысль демонов.

— Но я не вижу никаких цепей, которые бы его держали. Ну а насчет одиночества, так здесь же полно разных существ.

— Никакие цепи не могут удержать его, раз он всемогущ. Он соблюдает правила игры. И уж конечно, мы не можем составить ему компанию. И нет ничего в Ксанфе, что могло бы составить ему компанию. Мы для него микробы, недемоны.

— Но… но… — Бинк пытался ухватить мысль, но никак не мог. — Ты сказал, что он и является источником магии!

— Так оно и есть. Демон Ксанфа заключен здесь более тысячи лет. Из его тела вытекло заметное количество магии и пропитаю окружающую материю. Этого количества даже недостаточно, чтобы он что-то заметил; просто естественные следы его пребывания здесь — примерно как наше тело испускает теплоту.

Бинк нашел это столь же фантастичным, как перед этим завихрения мыслей.

— Тысячу лет? Утечка магии?

— За это время даже незначительная утечка способна составить в общей сложности значительное количество, по крайней мере, так может показаться микробам, — попытался убедить Бинка волшебник, — Вся магия земель Ксанфа и рождается от этого источника, и всей, вместе взятой, ее не хватило бы и на одну букву в формуле демона.

— Хорошо, даже если все так, как ты мне сейчас объяснил, то почему Мозговитый Коралл так сопротивлялся, чтобы я это узнал?

— Коралл не имеет ничего против тебя лично, Бинк. Я думаю, он даже уважает твою целеустремленность. Он против того, чтобы кто-то вообще узнал это. Потому что у того, кто встретит демона Ксанфа, может возникнуть соблазн освободить его.

— Но как же может микроб… я имею в виду, кто-то из обитателей Ксанфа освободить такое существо? Ты же сказал, что демон остается здесь по собствен ному выбору.

Хамфри покачал головой:

— Ну что такое выбор для всемогущего? Он остается здесь, потому что это диктуют правила игры. Эго совсем другое дело.

— Но он играет в эту игру только ради развлечения’ В любой момент он может прекратить играть в нее!

— Игра имеет свою ценность до тех пор, пока соблюдаются все правила. Раз уж он прождал тысячу лет и, возможно, сейчас, как никогда, близок к успеху, зачем ему прекращать это теперь?

Бинк покачал головой:

— Не понимаю, какой во всем этом смысл! Я бы не стал мучить себя таким образом!

Однако в дальнем уголке его сознания зашевелились сомнения. Он сам себя мучил из-за своих чувств к нимфе Самоцветик, стараясь по отношению к Хамелеоше соблюдать правила брака, которые установили люди. А демону это, наверное, показалось бы совершенно бессмысленным.