Заклинатель ордена Линшань. Новые пути. Книга 2
Шрифт:
— В ученики берут детьми, — напомнила Жулань. — Что ребёнок мог сделать плохого?
— Это достойных заклинателей берут детьми, а Хэн Линьсюаня взяли, когда ему уж целых шестнадцать было. Не мальчик. Должно быть, натворил что-то да и сбежал. Девушку обесчестил или убил кого. Или обокрал.
— Да что ты сразу какие-то ужасы выдумываешь, — поморщилась Жулань.
— Э, госпожа, вы в Гаотае недавно и не знаете, что он за человек. И Сюньсы не знает, тоже недавно у нас. Это сейчас он после хвори богов задабривает, а раньше низкий это был человек, хоть и бессмертный заклинатель. Слова доброго о нём никто сказать не мог. Важничал, что тот навозный жук с цветком, а чуть что не так — вцеплялся, как собака. Горшечника Дана чуть насмерть палками не забили, когда он что-то не так ему сказал. Бедняга неделю
Жулань нахмурилась. Всё сказанное настолько не вязалось с тем впечатлением, что у неё успело сложиться о мастере Хэне, что она даже засомневалась, нет ли в ордене ещё одного заклинателя с такой фамилией.
— Так что помяните моё слово, сбежал Хэн Линьсюань из Линьаня как разбойник, — подытожила кухарка, развеяв все сомнения. — Разве добрые люди прошлое скрывают? Развратничает-то он до сих пор, верно?
— Верно, — кивнула Сюньсы. — Хотя и меньше, чем раньше. Раньше-то, говорят, всех перебирал, иногда сразу двух-трёх девушек за ночь. А сейчас к одной сестрице Шуйсянь как прикипел, так других уже, почитай, и не пробует. А жаль — я бы не отказалась, Шуйсянь его хвалит…
— Сюньсы!
— А что, тётушка Лу? Господин Е меня не за добродетель в дом взял.
— Но раз уж взял, ты должна усвоить добродетельные правила, — напомнила покрасневшая Жулань. Воображение почему-то очень живо нарисовало ей мастера Хэна, развлекающегося с двумя девицами одновременно. Как в той книжке с картинками, которую четырнадцатилетняя Жулань когда-то стащила у старшего брата.
— Мы тут засиделись, — она резко поднялась. — Сюньсы, тебе лучше найти себе занятие. Тётушка Лу, приготовь ужин как обычно. Что-то такое, что можно будет в случае нужды разогреть.
Она — замужняя женщина, снова и снова напоминала себе Жулань. Она не должна думать о другом мужчине. Тем более так часто. И ей нет никакого дела, как и с кем этот мужчина проводит время.
Но напоминания действовали плохо. Мысли вели себя, словно мячик в детской игре — бросишь их, а они отскочат от стенки и возвращаются. Проклятый Хэн Линьсюань маячил перед глазами, чем бы Жулань не пробовала заняться: шитьём, проверкой припасов, проветриванием одежды и постелей… Обычно домашние дела успокаивали Жулань, принося искреннее удовольствие: как бы там ни было, а хорошо быть хозяйкой собственного дома. Но сейчас и они не помогали. Немного отвлечься получилось, лишь проверяя счета — это дело требовало внимания и сосредоточенности. Муж почти не вмешивался в ведение хозяйства, свалив расчёты на жену, и лишь иногда выговаривал, что она тратит слишком много денег. Однако, поскольку никаких мер он не предпринимал, Жулань просто пережидала его возмущение, как пережидают дождь. Тем более, что попытки сэкономить вызывали не меньшее недовольство: в доме Е всё должно было быть лучше, чем у соседей, ведь Е Цзиньчэн не какой-нибудь там заурядный человек.
Быть может, окажись её брак удачнее, она бы и не отвлекалась на всяких посторонних заклинателей? Грех роптать на Небеса, пославшие такого мужа, исполнение долга не считалось бы добродетелью и доблестью, если б всегда было легко и просто. И всё же…
Мужа всё не было, возможно, он не появится до утра, и Жулань сдалась. Из тайничка на свет появился сборник стихов — Жулань никогда не проверяла, но ей казалось, что супруг не одобрит её любви к чтению. А между тем её всегда поражала и притягивала способность поэтов выразить то, что хотелось бы сказать ей самой, как будто они переживали то же, что и она. В детстве она влюбилась в картины природы, которые они разворачивали перед ней, а вот строки о разлуке и любовных терзаниях раньше казались просто красивыми стихами, не более. Но правда в том, что истинное понимание приходит лишь с опытом.
Я замужем — Вы не могли не знать.
Вдруг
Я тронута. Мне хочется принять
И ими платья оживить атлас.
На царские сады с балкона я смотрю,
А муж мой во дворце, и близок он к царю.
Я знаю, сердцем Вы — как солнце, как луна,
Но мужу моему я верная жена.
С жемчужинами Вам я шлю и пару слёз:
Зачем мне встретить Вас до свадьбы не пришлось?*
*Чжан Цзи (725 — 780 гг.)
Глава 2
Выполнить просьбу Чжаньцюна оказалось легко. Хозяин постоялого двора сам завёл разговор о прибывших купцах, так что интерес Линьсюаня выглядел вполне естественным. Оказавшись в снятой заклинателем комнате, Э Юань первым делом вручил Линьсюаню запечатанный свиток, на словах добавив, что все подозрения подтвердились. После чего они и в самом деле с приятностью провели время за рассказами о новостях и дальних землях, уговорив четыре кувшина вина с закуской из тофу и жареных свиных ушей. Острое масло для жарки обжигало рот, заставляя прикладываться к вину чаще обычного, так что ложился Линьсюань в состоянии подпития, от которого уже успел отвыкнуть. Одно из многих преимущество самосовершенствования — способность пить, почти не пьянея. Но любое качество в конце концов можно перешибить количеством.
Преследовавший на следующее утро сушняк и тяжесть в голове несколько отравили удовольствие от ночной охоты, но всё же не развеяли его до конца. Оказалось, что охота действительно может быть удовольствием, а не просто выполнением долга. Когда ты не в одиночку и не с неопытными учениками, за которыми нужен глаз да глаз, а со взрослыми заклинателями, не уступающими тебе ни в силе, ни в опыте, но всегда готовыми подстраховать, риска остаётся ровно столько, чтобы появился азарт и ощущение полноты жизни. К тому же у многих из них было чему поучиться, и Линьсюань смотрел во все глаза и мотал на ус. Догадайся он сам, что использовать защитное поле можно для прикрытия подвижных людей, а не просто некой территории, его ученик в прошлый раз не пострадал бы.
В конце концов, загнав достаточное количество духов и надёжно упаковав их в цянькуни, отряд спустился с Удяня в долину, к небольшому озерцу. В погоне за духами, которые сначала сами густым облаком слетались к незваным, но аппетитными гостям, а потом, наоборот, разлетались как вспугнутые воробьи, заклинатели ушли довольно далеко от тропы к постоялому двору, так что ясно было, что вернуться до темноты они не успеют. А потому решено было разбить лагерь прямо на берегу. Еды, прихваченной с собой, вполне хватило для сытного ужина, а озеро давало возможность всласть искупаться, смывая пот и грязь, что после беготни по жаре стало истинным наслаждением.
Ночные посиделки у костра схожи во всех мирах, даже если вы пьёте не пиво из стеклянных бутылок или жестяных банок, а нечто, лишь весьма отдалённо его напоминающее, из высушенных тыкв-горлянок, на вас не джинсы и футболки, а долгополые халаты, а вместо гитары — гуцинь да нашедшаяся у кого-то бамбуковая флейта. Сперва к Линьсюаню мало кто обращался, снова заставив его почувствовать полученное в наследство от предыдущего владельца тела одиночество и отчуждённость от всех остальных. Но постепенно вино делало своё дело, языки развязывались, преграды и предубеждения таяли. И он сперва схлестнулся в жарком, хоть и ничего не значащем споре с Синь Гуйфэном по поводу того, стоит ли добавлять чеснок в блюдо, где и так используется перечное масло, потом они уже втроём с Ли Баовэнем спели хором, причём если Гуйфэн и Баовэнь пищали сдавленными мяукающими тенорками, то Линьсюань пел полным голосом, но смешки почему-то достались именно ему. Впрочем, Линьсюань не обиделся и в конце концов заработал признание от Синь Гуйфэна, что глава Ши прав, и шиди Хэн и в самом деле изменился.