Заклинатели войны
Шрифт:
«Кошка с бантиком!»
Смятение длилось лишь миг. А затем каторжник, за год приученный скрывать свои чувства, повернул к вельможе невозмутимое лицо:
– Жена?
– Жена.
– Мне чужая жена ни к чему. – С этими словами «Рэс» запихнул медальон под изуродованную, с оторванным воротником рубаху пленника.
Больше Стайни Вэлиар ничего не сказал Гаррашу Дайвенкару, члену Совета Левой Руки его величества.
Стайни и сам уже знал ответы на все вопросы.
* * *
В щель меж ставнями
Пленник был уже отведён – с ножом у горла – на чердак, там связан и замотан в полог от кровати. Смерть от голода ему не грозила. Оказывается, именно на чердаке сотник хранил початый бочонок вина, свою утеху в серых каторжных буднях. Как вернётся в родные хоромы – первым делом рванёт на чердак! (Хорошо бы к этому времени карете с беглецом отъехать подальше!)
Стайни и сам, кстати, приложился к бочонку. И закусил сушёными яблоками, что длинными низками висели по всему чердаку.
Теперь он сидел возле окна, глядел в щель и думал... нет, не о побеге, чего уж о нём думать – как пойдёт, так и пойдёт.
Стайни Вэлиар думал о портрете, обнаруженном в медальоне.
* * *
«Кошка с бантиком»...
Льстецы называли её «тайренской рысью», имея в виду грацию и гибкость... о, конечно же, только это, ничего иного!
Но Стайни мог бы рассказать кое-что о повадках рыси, что жила в замке Вэлиар...
На Тайрене многие слышали об этой женщине: некий менестрель свалял балладу о благородстве Мерры, супруги Аррайла Вэлиара. Мол, прекрасная госпожа познала ужас бесплодия, год за годом не могла подарить мужу наследника. Женщина глубоко страдала, но думала не о своей трагедии, а о том, что по её вине оборвётся древний тайренский род. Высокая душа и мудрость повелели Мерре подняться над мелочной ревностью. Она сама предложила супругу усыновить и объявить наследником его четырёхлетнего побочного сына. И боги были тронуты самоотверженностью Мерры Вэлиар: они даровали ей возможность и самой стать матерью!
Когда Стайни слышал эту балладу, ему каждый раз хотелось что-нибудь разбить вдребезги. И лучше о башку певца. Но всегда он сдерживался. Так же, как сдерживался, ловя на себе тяжёлый взгляд мачехи.
Душевное благородство? Знала бы Мерра Вэлиар, что эти слова означают! Да струсила она! Попросту испугалась, что муж её бросит. Знатному господину трудно получить развод, но если под угрозой продление рода... тут уж даже родичи Мерры не вступились бы за неё.
Вот из страха и разыграла благородный поступок: мол, возлюбленный господин мой и супруг, если ты хочешь усыновить своего ублюдка...
Стайни Вэлиар хохотнул.
Джакар Игрок зло подшутил над этой женщиной.
Как же, наверное, выла Мерра, почувствовав, что беременна! Как же кляла себя за то, что своими руками отдала титул и наследство чужому мальчишке, приблудному щенку, отняв у родного сына!
Но если выла, если кляла себя, то лишь в душе, чтоб не выдать себя ни звуком! «Тайренская рысь»
Зато Мерра была строга к пасынку... конечно же, разумно строга, кто посмел бы упрекнуть её? Ведь ей предстояло вытравить из характера мальчика столько недостойных черт, столько низких привычек, столько задатков будущих пороков... ах, бедный ребёнок не виноват, что унаследовал всё это с материнской стороны!
«Тайренская рысь» не прощала мальчишке ни малейшей детской проказы, ни одного неосторожного слова. К преступлению приравнивались, например, попытки поймать водяного в пруду за стенами замка, вылазки в ночной лес для проверки храбрости, недостойная дружба с детьми слуг и крестьян, проникновение без спросу в отцовскую библиотеку и чтение книг, до которых он ещё не дорос... Ну хорошо, хорошо, «Похождения воина-весельчака Клодиса Синерылого» действительно чтение не для восьмилетнего мальчика, но ведь за «Сказания о зверях и гадах морских» его тоже пороли!
Мачеха не упускала случая нажаловаться Аррайлу Вэлиару на поведение его старшего отпрыска. А если укорить мальчишку, как ни странно, было не в чем, она заводила разговор о том, в чём мальчик действительно не был виноват.
Например, внешность... ну ничего от настоящих тайренских вайтис! Тощий, гибкий, вертлявый, непоседливый, с тёмными лохмами, плутоватыми глазищами и злоехидным языком. Сразу видно, что его мамашу привезли с Фетти! Ну что у мальчишки общего с отцом? Где тайренская могучая, кряжистая стать? Где степенная медлительность движений? Где благородная неспешность в речах? Где льняные волосы и льдисто-серый взор? Нет, если бы возлюбленный супруг Мерры сам не признал мальчишку сыном, она ни за что, ни за что не поверила бы, что в маленьком феттийце течёт хоть капля тайренской крови Вэлиаров.
А уж имя-то, имя чего стоит! Сразу видно: не отец так назвал сына, а низкорождённая мамаша! Простецкое имечко. Деревенское. В тайренских сёлах каждый третий – Стайни. Вот пусть её супруг нарочно, как будет возвращаться с охоты, остановится возле любого мужика из тех, кто, завидев господина, бухаются на колени у обочины дороги. И пусть спросит, как этого мужика зовут. Непременно окажется, что Стайни!
Да о чём говорить, если рядом с этим кукушонком, подкинутым в родовое гнездо Вэлиаров, подрастает истинный Вэлиар – тут уж только гляди да сравнивай! И лицом в отца, и нравом тих да послушен, и имя достойное, гордое – Мэршан, как звали основателя рода.
Аррайл Вэлиар – человек справедливый. Он не отвечал на речи жены и одинаково относился к сыновьям... ну, почти всегда. А если пороли Стайни куда чаще, чем тихоню Мэршана, так надо признаться честно: Стайни и повод для наказания чаще давал.
Может, именно из-за речей мачехи подросший Стайни так старался доказать всем, что он – Вэлиар. С разрешения отца подался в Тайрен-То, столицу острова. Свёл дружбу со знатными юнцами, что выросли, как и он, на рассказах отцов и дедов о былой вольности Тайрена, о битвах с захватчиками, о лесных отрядах...