Заклятые враги
Шрифт:
По праву, по магии не может тот, кто убил короля, занять его место.
Тэллавар не знает этого.
И Галатье тоже не знал.
Он закрыл глаза, и волна облегчения окатила его с ног до головы. Царственное забвение очернило небеса тучами, и яркое дарнийское солнце угасло на закате времён.
***
Армия рванулась вперёд, под громкий, сумасшедший хохот своего предводителя. Тэллавару не нужна была магия для того, чтобы показать весь спектр собственной ненависти - волшебство лишь направляло его подданных туда, куда он приказывал.
Понять всё могущество бессмертного было трудно. Она и не пыталась -
Она смотрела на оставшуюся на полу змеиную кожу. Несчастная умерла, так и не ощутив ни капельки счастья. Не позволив себе до конца вкусить той отчаянной боли, того жуткого чувства… Забрать у человека жажду - что может быть хуже?
Мизель всегда знала - мужчины болтливы. Она, мелочная, жалкая девица, способная вешаться на шею любому, кто только ей улыбнётся и предложит на одно короткое мгновение ей немножко больше власти. Мужчины в это верят - им приятно чувствовать себя королями, всемогущими, а она достаточно хороша, чтобы легко околдовать их. Достаточно могущественна, чтобы скрыть собственное отвращение за тонкой струйкой магии, которую так легко, так просто в них влить.
Она расслабленно потянулась и вновь посмотрела на то, что осталось от несчастной королевской любовницы. Ей было интересно, горела ли Зэльда любовью к своему Дарнаэлу так, как сейчас пылает Тэллавар?
Он рассказывал ей всё. Насмехаясь над пустой женской слабостью, он слушал её тихий шепот о том, насколько слаб Дарнаэл Первый, насколько безлика великая богиня Эрри… Он верил каждому слову - когда она расписывала, как вынесли на поверхность труп несчастного Шэйрана. Слушал с огромным удовольствием о том, как юный лик померк, осенённый старостью смерти, и как от несчастного принца Элвьенты осталась одна лишь жалкая оболочка.
Она говорила, что боги отправились сюда, чтобы позволить магии воспылать в этом мире и победить Тэллавара - но потеряли оружие. Повторяла раз за разом, что прибыла к истинному победителю, зная, что достаточно красива, чтобы ей поверили на слово. Это, конечно же, было глупой и откровенной ложью, всё то, что она повторяла.
Но если истинные змеи должны хранить верность своим богам, то разве она, переменчивый хамелеон, не может выбирать сама, руководясь разумом, а не какими-то глупыми эмоциями?
Тэллавар рассказывал ей, что он сделает. Тогда, когда Элвьента попытается остановить его войско, когда воспользуется последним козырем - может, Бонье, может, Галатье, если сумеют его привести, - он наконец-то отпустит свою силу, ведь теперь у него есть всё, что нужно. Наступает война, и теперь он готов поработить всё своё войско для того, чтобы оно оставило от Элвьенты и Эрроки только жалкие огрызки стран-подданных. Может быть, он займёт трон в Лэвье или в Кррэа, но больше всего хочется отстроить новую столицу. В Вархве, например, откуда он родом - там он отыскал то, что влил в свою новую личность, стремящуюся к победе.
Мизель не пришлось оборачиваться для того, чтобы услышать, что к ней кто-то приблизился. Она позволила Грете даже коснуться своего плеча и обернулась, улыбаясь так наивно и невинно, как должна была бы, окажись и вправду глупой потаскушкой.
Мужчины легко верят в слова красивой женщины, особенно если из уст её постоянно звучит лесть. Почему
– Ты думаешь, - в голосе Греты не было эмоций, хотя это не она, а бедная Виест отдала всё, что было в её душе, гадкому псевдобогу, - что способна занять место рядом с ним?
Мизель хотелось хмыкнуть. Лживое существо рядом с её возлюбленным повелителем - что ещё может думать о ней Грета, если она до такой степени верна своему хозяину?
Они учились вместе, и никто не знал, что Грета - преданная змея Его Преосвященства. Кроме Мизель.
Они учились вместе, и никто не знал, что Мизель - нечто большее обыкновенной ведьмы. Даже Грета.
– Ты считаешь, - продолжала она, подойдя ближе, и Мизель буквально видела её клыки, вот-вот стремящиеся прорваться сквозь человеческий лик, - что имеешь право приходить сюда, своими грязными ногами топтать всё то, что хозяин столько лет пытался воссоздать, лгать ему? Я вижу в твоих глазах, что о принце ты ему солгала. Ты сказала ему, что он мёртв - а тот ведь вернулся живым. Ты сказала, что в Дарнаэла нет ни капли его истинной силы - но ведь разве ты не знала, что он пытается разбудить дар в принце?
Мизель рассмеялась. Улыбка на её губах казалась до того ясной и чистой, словно перед ними Гретой стояла не обыкновенная девушка из плоти и крови, а сама богиня Эрри или её верная, лучшая жрица.
Мизель ненавидела Эрри. До чего же противным ей казалось матриархальное лицемерие, в которое она столько лет успешно играла. До чего гадкой была война - с кровью и мечами… Один только взгляд из-под ресниц, одно короткое слово, прошептанное с вложением нескольких капель силы - и больше ничего не нужно, чтобы подчинить человека! Кто-то, как она, женской змеистой хитростью получает это от противников, кто-то - властно расправляя плечи и сжимая ладонью эфес меча, кто-то - касаясь поручней балкона перед своей толпой, по тонкой зелени трав передавая в их мысли свой приказ. Разве это не действеннее, чем война?!
Ей так нравилось, как это делал Первый. Как он радостно улыбался, будто бы дитя, когда его чары казались успешными! Сколько лет она прошла с ним плечом к плечу - пусть немного за его спиной? Тенью. Она всегда была тенью.
Не змея - белая кошка, ступающая по мирам с той осторожностью, которой может быть достоин только самый лучший на свете человек. Белая кошка, всегда верная одному только своему богу - без шепотка о бескорыстности.
Она дарит свою службу, они - забвение и вечность. Честная сделка - она часто меняет свой лик, но всегда приходит, когда нужно. Она не предаёт, какую бы только роль перед этим не играла…
– А почему ты ничего не поведала своему распрекрасному божеству?
– прошептала она, приближаясь к Грете, глядя ей прямо в глаза.
– А почему не рассказала ему сама? Потому что он не спрашивал? Это так удобно, правда?
– Мизель провела кончиками пальцев по щеке змеи, словно испытывая её терпение.
– Сколько стоят клыки твоей верности, змея божья?
Она ощерилась, так и не ответив. Выгнулась, будто бы готовясь к трансформации, рванулась вперёд, стремясь укусить в шею это ничтожество - разве будет кто-то плакать за женщиной, что послужила развлечением на одну ночь, а после навеки покинула его мысли.