Заклятые враги

Либрем Альма

За это время он увидел Лиару впервые. Женщина стояла сбоку, на одном из маленьких балкончиков, и смотрела вниз, словно следя за толпой. Может быть, в её взгляде ему только чудилось что-то раздражённо-змеиное, может, оно и вправду там было, но Дарнаэл это важным упрямо не считал. Он сможет только впереди себя, отмечая, что толпа не особо радовалась неожиданному признанию короля соседней державы.

Радовалась только Тэзра. Но это всегда было в её стиле, предельное злорадство, от которого она боялась избавиться окончательно, а может, просто не имела такой возможности.

Дарнаэл тоже стоял на балконе, только центральном. Высшая Ведьма Кррэа оставалась у него за спиной.

Отсюда в основном делали все главные заявления.

Люди внизу ждали. Он не мог сказать, чего именно, но это и не имело особого значения. Ждали, и только, а всё остальное превратилось в лишние комментарии со стороны, на которые он не мог обращать никакого внимания.

Он смотрел на них с плохо скрываемым торжеством. Видеть народ Эрроки под ногами, зная, что ты не собираешься подчиняться — приятное дело. Пусть это и считается злорадством, мужчине было наплевать на то, что они подумают после.

Тэзра не выиграет.

Это Лиаре можно уступить. Проиграть сражение номер один, выиграть номер два, и так дальше. По очереди. Ей это нравилось. Тогда это придавало некоторого… Пыла.

А боль — она не имела значения. Лиара не умела ею манипулировать.

Мужчина повернул голову. Королева смотрела на толпу — белоснежное платье, кроваво-рыжие в свете восходящего солнца волосы. Ещё так рано! Прохладно — ей и вправду хочется завернуться в что-то тёплое. Эррока — это вам не Дарна, тут можно здорово замёрзнуть, если не позаботиться об этом заранее.

Он вновь повернулся к людям.

— Король Элвьенты Дарнаэл Второй Тьеррон, — громогласно-самоуверенно заявила Тэзра, — собирается сказать вам о чём-то.

Можно пойти на попятную. Воскликнуть, что всё это принуждение. Дешёвый театр, когда актёров в труппе слишком мало, а надо ведь продемонстрировать что-то сродни силе, верно? Он мог это сделать. Мог вопить им о пыткам, чтобы узнали те, кто не в курсе, но народ редко бывает наивен.

— Собираюсь, — ладони привычно легли на поручни балкона. Так он часто разговаривал со своим собственным народом, выходил из тронного зала. Рукава рубашки чуть подскочили — те, кто мог это понять, уже успели осознать, зачем на его руках оказались подобные браслеты. — Здравствуйте, жители Эрроки. Здравствуйте, — лицо искривила презрительная усмешка, — Ваше Величество. Ваша Высшая Ведьма очень хотела, чтобы я кое-что вам сказал. Но, боюсь, — Тэзра натянулась за спиной, словно струна, — у неё плохо получается манипулировать. Посему… Готов заявить, что это исключительно моё… Как она считает, несломленное мнение.

После этого можно сказать то, что просят. Чтобы отпустили. Он и так проявил достаточно свободы. Для мужчин Эрроки это верх непослушания.

Они уже смотрят на него, как на героя.

Но в Элвьенте не имеет значения, мужчина ты или женщина. Ты либо побеждаешь, либо проигрываешь. Нет среднего звена. Нет оправданий.

И он не собирался их выдумывать.

— Что же… Нет, — пальцы сжали поручни с такой силой, что балкон, казалось, должен был осыпаться жалкой крошкой. — Нет, я не собираюсь отрекаться от престола. Более того, я не скажу, что она права, — он перевёл взгляд на Тэзру. — Есть… Королевы. И Короли, в принципе, тоже. Была ведь у вас Эрри, у нас — Первый. Может быть… — он перевёл взгляд на Лиару, — Королева и Король есть и сейчас. Но, будьте уверены, — он усмехнулся, — мужчина вы или женщина, это не имеет особого значения. Не в этом измеряется сила или слабость. Тут мужчины, как говорит ваша Высшая Ведьма… — когда ж она догадается его остановить? Неужели до сих пор настолько самонадеянная? — Слабы. Должны признавать поражения. — Ах да! Она так не хочет, чтобы Лиара была свидетельницей этого. Но ведь Лиа-то уже догадалась. Народ не понял, Тэзра не поняла, но Лиа догадалась. — Мужчине в этой стране полагается поддаться. Склонить голову в согласном кивке. В таком случае, я принимаю правила, — он подался вперёд и буквально чувствовал самодовольство Тэзры. — И чтобы их не нарушить, вынужден буду… —

она буквально слышала уже это “сдаться” и “отречься”, - признать, что поступаю абсолютно по-женски. Если верить вашей, Эррока, религии. Но лучше я уж буду дамой, чем слабым и ничтожным существом, — Дарнаэл резко выпрямился, говорил быстрее, чем следовало, но время не терпит промедлений. — Раз уж тут так полагается, пусть. Но отрекаться… Отрекаться я не буду. И если в этой стране наследный принц колдует лучше, чем принцесса, это повод пересмотреть приоритеты, а не отрицать его существование!

Толпа загудела.

Принц? Ведь королева Лиара прилюдно утверждала, что она скорее убьёт своего сына, чем позволит ему жить. И его, в конце концов, не существует.

— А ещё, — заколачивая последние гвозди в собственный гроб, протянул Дарнаэл, — я бы на вашем месте уточнил, как возможно непорочное зачатие, подарившее мальчика прелестной Высшей Ведьме и сына с дочерью вашей королеве.

Тэзра захрипела за спиной. Стража потянула его за плечи, что-то рвануло — магическая пелена растянулась между балконом и толпой. Лиара что-то кричала — кажется, призывала людей к порядку. Требовала не слушать. Они ведь просто сглупили. Не успели доломать игрушку, как уже потащили её в мусорный бак.

Тэзра впивалась длинными ногтями ему в плечо, и Дарнаэл даже через рубашку видел, как выступает кровь. Но сдаваться — последнее дело. Разве нет?

***

Она ударила его по лицу с такой силой, на которую только была способна. Но женские руки всё равно оказались слишком тонки для того, чтобы сломать ему челюсть — и слишком хрупки, чтобы стереть эту улыбку, бесконечную, не способную раствориться, с лица.

— Как ты смел! — Тэзра буквально полыхала магией. Дарнаэл отлично знал, чем это для него закончится, но бояться в подобном случае — последнее дело. — Ты… Ты же сгниёшь тут, и никто, включая распрекрасную супругу и драгоценного сына, тебе не поможет.

— Я сам способен себе помочь, — равнодушно прохрипел он.

Спина, конечно, ныла отчаянно, и на этот раз никто не собирался его исцелять. Дарнаэл знал — она вновь побоится испортить лицо или даже исполосовать ножом грудь. Потому что она уверена в том, что он сдастся. Рано или поздно.

Она вновь полезет ему в голову.

Ну кто сказал этой ведьме, что терять воспоминания страшнее, чем глаза? Первое можно хоть попытаться восстановить!

Она, впрочем, не собиралась останавливаться. Вновь едва заметно коснулась пальцами его висков, почти нежно улыбнулась, что-то прошептала и запрокинула голову назад. Ну дура, дура — ведь ей самой это больно, слишком больно, чтобы суметь выдержать, а она никак не может остановиться! Ей нравится, она получает удовольствие от пыток, но вливает в него столько собственной силы…

И чем неприятнее ему, тем больше надо постараться ей.

Дарнаэл на сей раз не тратил силы на улыбки. В конце концов, тут из свидетелей только палач, а он прекрасно знал, что такое ментальная атака.

Дар закрыл глаза, сцепил зубы, зная, что молчание раздражало её неимоверно, больше всего хотелось услышать именно крик, а после попытался хотя бы мысленно отдалиться от неё. Закрыть скорлупу, чтобы всё это осталось лишь глупым, никому не нужным фантомом, который мало его волнует. Это ведь не так уж и важно, есть боль или нет. Есть ранения или нет.

Но сломить его ей не удастся.

…Тэзра разве что не рычала от досады. Её ненависть и так с невообразимой лёгкостью текла по пальцам, но это — слишком большое испытание, чтобы его выдержать. Слишком сильно он её раздражал.

Боль разлилась по телу одной сплошной волной, но она всё ещё была терпимой. Даже более чем терпимой. Тэзра посылала слишком большие силовые волны — Дарнаэлу казалось, что его усталость отказывалась принимать это. Он просто не чувствовал ничего — обессиленно обмяк, всё равно ведь продолжал стоять на ногах — а глаза отлично видели злую, полную ненависти ведьму.