Заколдованная рубашка
Шрифт:
Гарибальдийцам и их помощникам уже удалось взломать несколько дверей, и узники, которые еще были в силах драться, сразу влились в этот водоворот и завертелись в нем. При виде запруженного дерущимися людьми здания Лука и Лючия застыли было на пороге, но тотчас же к ним подлетел здоровенный бурбонский солдат и ткнул Лючию прикладом к грудь.
– Вот тебе, гарибальдийский щенок! Получай!
Лючия упала. Лука завизжал, выхватил свою саблю и бросился на бурбонца. За ним прыгнул и повис на враге хозяина Ирсуто. Нападение мальчика и собаки было так стремительно, что бурбонец не успел опомниться, как уже был весь искусан, исполосован саблей и позорно отступил, прикрываясь руками
– Больно он тебя? Стоять можешь?
Лючия не отвечала. Как во сне смотрела она на кипящую и бьющуюся толпу и видела, как в ней то появляется, то исчезает единственное на свете, самое дорогое лицо. Лука, удивленный ее молчанием, уставился туда же и вдруг вскрикнул не своим голосом:
– Наши! Синьор Алессандро! И Пучеглаз! И Монти! Свободны! Свободны!
Видно было, что Александр и двое его друзей пробиваются к дверям. Но все трое были безоружны, и водоворот всасывал их в себя и отбрасывал то к одному, то к другому краю коридора. Впрочем, Пучеглаз и голыми руками ухитрялся раздавать такие удары, что вокруг него то и дело валились сине-красные мундиры. Монти и Александр не отставали от него. У Монти был рассечен лоб и лицо залито кровью. Лука крикнул:
– Синьор Алессандро! Синьор Лоренцо! Сюда! Сюда, мы здесь!
Внезапно зарычал Ирсуто. Он рычал свирепо, он весь дрожал, и шерсть на нем встопорщилась. Весь вид собаки показывал, что она вот-вот кинется на давнего врага. Лука хотел оттащить Ирсуто и вдруг увидел в гуще сражающихся широкие брови и хищный горбатый нос. В давке трудно было стрелять, и Датто орудовал теперь коротким широким ножом. Нож то погружался в самую гущу человеческих тел, то выпрыгивал из нее, точно ядовитая серебристая рыба, и каждый раз в толпе кто-нибудь падал и уж не подымался.
– Левша!
– закричал вне себя Лука.
– Вон он, здесь!
Датто оглянулся, увидел мальчика и рядом с ним Лючию. Мгновенная судорога пробежала по его лицу. Он ринулся к ним, отбрасывая, валя всех на своем пути.
– А, теперь уж ты не уйдешь от меня, изменница!
– Алессандро, Алессандро, помогите!
– в ужасе позвала Лючия.
Она все еще не верила себе, не верила, что ее любимый здесь, и все-таки инстинктивно звала именно его на помощь. Александр услышал. Он боролся с усатым бурбонским солдатом, стараясь вырвать у того ружье. Солдат бил и бил его прикладом и все норовил повернуть ружье так, чтобы можно было выстрелить. Услышав голос Лючии, Александр сделал неимоверное усилие, отшвырнул от себя солдата и бросился к девушке. Она припала к нему:
– Дорогой!..
– Э, нет, ты ее не получишь!
– сказал над самым ухом Александра сдавленный голос.
В воздухе сверкнула ядовитая серебристая рыба. Клинок вошел между тонкими юношескими ребрами. Вошел глубоко и точно, Александр медленно падал.
Датто не смог вытащить свой нож: в руку ему впились клыки Ирсуто и ревущий, обезумевший от горя мальчик подкатился ему под ноги и стиснул их железным кольцом.
– Берите его! Держите его!
– прохрипел Лука Пучеглазу и подбежавшим к нему гарибальдийцам.
45. ВИДЕНИЯ
Балконная дверь была приоткрыта. Перепутанные ветви роз, обвивавшие дом, заглядывали в комнату. Бархатным басом пел и жадно рылся в розовых лепестках толстый шмель. В белую стену дома напротив всей силой било солнце, и стена, если на нее взглянуть, ослепляла: хотелось смежить веки и посидеть в блаженной прохладной полутьме.
Там, за стенкой, кто-то уже несколько часов старательно и нудно играл одни и те же гаммы на рояле, и все это вместе - бархатистое, на одной ноте гудение шмеля, неподвижное
Лючия хотела было послать Луку, Пучеглаза или Монти к соседям, попросить, чтоб перестали играть - в доме умирающий, - но все трое еще на рассвете ушли в город, в здание штаба, где должен был происходить суд над бывшим капитаном гарибальдийского войска Энрико Датто. Председательствовал на суде сам генерал Гарибальди, в своей неизменной круглой шапочке и полосатом плаще. Его помощником был Сиртори, как всегда немногословный и суховатый.
Трех друзей вызвали на суд в качестве свидетелей. Свидетелем был Монти, который рассказал, как Датто предал Пелуццо, как он был у коменданта тюрьмы Сан-Микеле и о чем с ним говорил. Свидетелем был Пучеглаз: он рассказал Гарибальди и всем остальным членам суда, как вел себя Датто на телеграфе в Марсале и как хотел увести с собой пленного бурбонского "языка". И свидетелем был мальчик Лука Скабиони, впервые обнаруживший предателя на корабле, когда он сигналил в тумане, чтоб корабли гарибальдийцев столкнулись и пошли ко дну. И еще Лука рассказал о пещере Францисканца и о том, как он проследил Датто и бурбонского офицера до самой пещеры, и о документах, обнаруженных в часовне.
И тогда Датто, или, вернее, Орланди Скиаффи, уличенный шпион и предатель, обмотанный бинтами, потому что рана его еще не зажила, поднялся с перекошенным ненавистью лицом и закричал трясущимися губами:
– Постыдились бы, проклятые пираты! Выставляете свидетелем мальчишку! Придаете значение его гнусной брехне! Видно, плохи ваши дела, синьор разбойничий генерал, если уж вы стали опираться на таких сопляков!
– кинул он Гарибальди.
Лука, который до этой минуты держался тихо возле своих старших товарищей и только отвечал на вопросы, не вытерпел. Он взвизгнул не своим голосом и, если бы Пучеглаз не удержал его, бросился бы на Датто.
– Пустите меня! Пустите меня! Я его заставлю замолчать! Я ему заткну глотку, этому изменнику!
– кричал он, отбиваясь.
– Как он смеет оскорблять нашего Галубардо! Нашего святого героя Галубардо! Да что вы все смотрите на него? Прикончите его, чтоб он не пачкал своим грязным языком всех нас!
– вопил он и извивался в крепких руках Пучеглаза.
Встал бледный, невозмутимый Сиртори. Он заговорил, и Лука замер, так и не освободясь от железных объятий Лоренцо.
Своим внушительным голосом Сиртори подтвердил показания Пучеглаза о поведении Датто на телеграфе; кроме того, эксперты-графологи установили, что письма и документы, найденные в пещере Францисканца, написаны тем же лицом, что и докладные записки Энрико Датто. Только одни писаны левой рукой, так как подсудимый левша, а другие - правой. Показания же мальчика Луки Скабиони вполне подтверждаются тем, что свидетельствовали Марко Монти и Лоренцо, по прозвищу Пучеглаз.
– Таким образом, Орланди Скиаффи - племянник папского асессора Орлани, офицер короля Франциска Второго, действовавший под именем Энрико Датто, вполне изобличен и в том, что он предал одного из лучших сынов Италии Бруно Пелуццо, которого он помог арестовать и обрек на смерть, и как изменник родины и дела свободы. Обманом, под чужим именем, пробрался он в свободолюбивое наше войско, сражающееся за независимость и объединение всей Италии. Обманом втерся в доверие генерала Гарибальди и всего нашего офицерства. Он пользовался этим доверием для того, чтобы шпионить за нами, изменять нам, вести всех нас к конечной гибели и разгрому. Орланди Скиаффи были ненавистны наши идеалы, он враг свободы и враг итальянского народа...