Заколдованный круг
Шрифт:
Ховард думает, что все обойдется.
— У нее две здоровые ножевые раны, но…
— А хусманы пошли к ленсману?
— Да. Ничего не понимаю. Мартина забила лошадь. Грудную клетку ему продавила, тут ошибки быть не может.
Хёгне снова помолчал.
— Злость человеческая! — только и сказал он.
Больше ему и сказать было нечего. Ховард пригласил Хёгне зайти выпить — ничего другого он предложить ему не может, потому что сегодня в доме один. Нет, спасибо, Хёгне ничего и не
— Для выпивки, пожалуй, час ранний, — пробормотал он.
На этом разговор закончился. Гость направился к выходу, и Ховард пошел его проводить. Он проводил его до самой изгороди Лиэна.
И тут Хёгне произнес нечто неслыханное:
— Будешь проходить мимо, заглядывай, — пригласил он.
Ховард воротился домой, посмотрел скотину, поговорил с Буланым, поджарил свинину и сварил Мари кашу, поболтал с ней, но на этот раз все больше о пустяках.
Не успел он присесть на крыльцо, как снова услышал шаги.
На сей раз пожаловал сам Амюнн Муэн — большой, дюжий бородач.
— В скверную же историю ты влип! — сказал Амюнн. — Лошадь выживет?
Да, Ховард надеется.
— Я смазал раны кашицей из подорожника, — пояснил он.
— Хм. Без Мари, как я вижу, не обошлось. Она в этом толк знает. А хусманы твои отправились к ленсману?
— Да.
— Хм. Делишки твои лучше некуда, как я погляжу! — пробурчал Амюнн. — Хм. Ты появился во дворе, когда Мартин был в конюшне и резал лошадь. Так, что ли?
— Да.
— Потом ты влетел в конюшню, бросился на Мартина, он упал под копыта, и лошадь с перепугу затоптала его насмерть. Да, я бы так и объяснил. Показания четырех хусманов мало стоят, потому что их можно заподозрить в соучастии, за убийство лошади тоже по головке не гладят. Нет, здесь надо только сохранять спокойствие, и тогда у них не выгорит.
Только тут Ховард понял: Амюнн считает, что он убил Мартина.
В двух словах он рассказал, как все произошло.
— По-моему, он умер оттого, что задохнулся. А перед смертью кровь хлынула горлом — верно, ребра разорвали легкие.
— Хм. Да. — Амюнн задумался. — Да. Это объяснение еще лучше.
Он ему не верит, это ясно. Тогда чего же ждать от других?
— Если бы Мартин стоял на ногах, когда я влетел в конюшню, не знаю, что бы я с ним сделал, — сказал Ховард. — Но Буланый сам с ним рассчитался. Это правда. Мартин лежит в проходе. Поможешь отнести его на сеновал?
— Ну что ж, давай.
Они вошли в конюшню. При виде чужого лошади заволновались, но Ховард их успокоил.
Амюнн оглядел раны Буланого.
— Силы не пожалел — одно можно сказать. Но похоже, что заживет.
Они взяли труп и перенесли его на сеновал.
Когда они положили его, Амюнн наклонился над тем, что осталось
— Любопытно взглянуть! — пробормотал он.
Он выпрямился в замешательстве.
— Да, выходит, ты и впрямь говоришь правду, парень. Это удар. И отметины в ряд от двух копыт на груди и передние шипы от подков отпечатались. Значит, ударил, а не растоптал. Я так думаю, дело совершенно ясное.
— Ты так думаешь, и я про то знаю, — ответил Ховард. — А что, по-твоему, наплетут хусманы? Они так далеко зашли в своем вранье, что им ничего не остается, как врать дальше. Увидишь, они скажут и поклянутся, если надо, что видели, как я ударил Мартина в конюшне, а потом бросил его под копыта лошади. А затем, верно, сам порезал ножом лошадь, чтобы выглядело, будто это дело рук Мартина…
— Э, нет, так не пройдет! — возразил Амюнн. — Чтобы крестьянин порезал свою лучшую лошадь? Да кто этому поверит?
— Кто-нибудь да поверит. Не забывай, я здесь чужак.
— И то правда! — На сей раз Амюнн задумался всерьез.
— И еще. Люди приходят и благодарят меня, думая, что я сломал плечо Керстафферу на картофельном поле. А я и сам не знаю, в кого угодил, вечером было темно — хоть глаз выколи. Но много ли надо, чтобы повернуть все по-другому, и вот я — опасный насильник, который нападает на беззащитных людей. Станут жалеть Керстаффера, у него, мол, плечо в лубке, калека. А тот, кто сделал одно, и на другое способен. Хорошо еще, что Мари была в хлеву и слышала через открытую дверь, как все происходило.
— Уж больно мрачно ты смотришь на все, — сказал Амюнн. — Я могу выступить в суде и поклясться, — что кровоподтеки от удара копытами. Если, конечно, затеют дело. Но нет, не затеют.
Люди и на тебя-то думают, что ты убийца, промелькнуло в голове у Ховарда.
Амюнн притих. Похоже, он потерял ко всему этому интерес, убедившись, что Ховард не убивал Мартина.
— Говорят, у тебя ощенилась охотничья собака? — спросил Ховард, провожая его со двора до тропы. Он сказал это просто для того, чтобы что-нибудь сказать. — Нельзя ли попросить у тебя щенка? Лучше бы кобеля, если можно.
— Хорошая мысль! — сказал Амюнн. Потом засмеялся: — Когда ближайший сосед — Керстаффер, собака ох как нужна!
Он повернулся к Ховарду.
— Ты как будто тоже не веришь, что затеют дело.
— Поживем — увидим, — уклонился от ответа Ховард. Но про себя подумал: «Нет, дело затеют. И совсем не простое».
Только после разговора с Амюнном Ховард по-настоящему понял, как непросто дело.
И то правда, что он сказал, эти хусманы зашли так далеко, что могут пойти и еще дальше.