Закон Дальнего космоса
Шрифт:
За несколько дней заметил - с Гришкой как-то полегче стало. Уж не программа ли какая действует?
А впрочем, так ли важно - “кукушка” он или настоящий? Если и андроид, то, наверное, сознание его списано с какого-нибудь реального человека? Почему бы не считать, что я общаюсь с этим человеком через матрицу андроида?
Интересно он умеет рассказывать. Про Бога своего, про молитвы. Вообще о жизни. Анекдотов много знает. Армейских.
Научил тут я его в “башню” играть - быстро схватил. Даже, пожалуй, слишком.
Гришка, оказывается,
Усмехаюсь:
– Ну, ты как диверсант, что скажешь: можно свалить отсюда? Чисто теоретически?
– Нет, - не колеблясь, уверенно.
И снова выиграл. Масть ему так и прёт. Все же хорошо, что мы решили без “интереса” резаться. Не то худо бы мне пришлось.
Сдаю.
– Значит, так и тухнуть нам в стальной конуре? Среди железяк, копошащихся, словно вши, в этом каменном трупе? Так и жрать переработанный мусор?
Глядя в карты, пожимает плечами.
– На воле люди и похуже живут.
Прищуриваюсь.
– Ни за что не поверю, что ты никогда не хотел сбежать.
Вскидывает взгляд. Глядит долго, с интересом.
– Однажды я мог. Не здесь - на пересылке.
Пауза.
– Ну и?
Отложил карты. С ногами на койку залез. Рассказывать приготовился.
– Когда уже готово все было… в общем, сон мне приснился… особенный. Будто сбежал я. И жизнь прожил в бегах. И неплохо прожил. Но вот подошла она к концу. И представляешь, Локи, вижу я свою жизнь всю-всю зараз, словно на одном листе. Вижу грех, за который сижу. И вижу, что для меня лучше было бы здесь за него отсидеть. А вот сбежал я - и сколько бы потом добра ни сделал, этой зияющей дыры греха не закрыть. Только отсидкой ее закрыть можно было.
– Мутотень какая-то.
– Ну, это я, значит, неправильно объясняю, - поворачивается к иллюминатору, - но тогда очень мне это в душу запало.
– И ты остался?!
– Тут уж и я бросаю карты.
– Променять свободу на бредовый сон? Брешешь!
Снова он ко мне, глаза в глаза.
– А что свобода? С Христом, - говорит, - я и в тюрьме свободен, а без Него и на воле тюрьма.
– Ну-ну!
– усмехаюсь я, а про себя завидую.
Все-таки что-то настоящее здесь чувствуется… Страсть, как завидую! И не сплю следующей ночью, и гляжу на черный силуэт этого чудика. А он тоже не спит. Повернулся ко мне спиной и бормочет что-то себе под нос. И правой рукой все обмахивается, словно комаров отгоняет.
Эх, сюда бы хоть одного комарика! Ну какая-то живность… Пусть бы гудел себе всю ночь… Пусть бы кусал… Эх!
– Локи! Локи! Локи!
Кис, Содом и Гришка водят хоровод вокруг меня. Они срывают с себя ошметки плоти, раскрывая извивающиеся стальные скелеты. Глаза-диоды пылают красным светом.
Они зовут, выкрикивая мое имя. Если отзовусь - превращусь в андроида. Руками зажимаю рот. Только бы ничего не сказать. Только бы…
Челюсти против воли раскрываются.
Крик!
Просыпаюсь в поту.
Сегодня
Интересный такой. Борода у него. Рыжая. Крест на груди. Одежда черная до пола, вроде халата. Долго они с Гришкой шепчутся, я не подслушиваю, смотрю на звезды в иллюминаторе. Гришка тоже звезды любит. Говорит, мол, это - икона величия Божия.
Священник встает, Гришка кланяется и складывает ладони лодочкой. Сам так и светится. Конечно, ведь это настоящее. Эх, вот бы и мне… Постой-ка… А почему нет? Я вскакиваю.
– Отец!
– Да?
И тут в голове стреляет: “Вот же “кукушка” - поп! Точно! Кому еще арестанты все выложат?” Застываю на полушаге.
– Я… ну… можно вас потом… как-нибудь вызвать?
Рыжий бородач пожимает плечами.
– Направьте запрос на имя начальника. Во время следующего облета вас посетят - я или кто-то другой.
– Спасибо.
– Не за что.
Дверь отходит сторону, выпуская священника в коридор. На душе коричневой накипью оседает досада. Откуда она взялась?
– Ну что ты лыбишься? Чего тебе твой поп наговорил?
– Он знает.
– Что знает?
– Что я не убивал.
У меня челюсть так и отпала. А этот сидит по-турецки и сияет, как солнышко.
– Оговорили меня, Локи. Вот и сел я. А к нему на исповедь настоящий убийца приходил.
– И что теперь?
– Ничего. Так и буду сидеть.
– То есть как? А поп разве не донес?
– Да ты что? Тайна исповеди! Ему нельзя. Но меня и то греет, что хоть кто-то знает: я не убивал. И матери он моей написал анонимно. Здорово-то как! Слава те, Господи!
– Эй, а как же сон тот? Это что, все гон был?
– Да нет, Локи. Есть мне за что сидеть. Другие грехи.
– Какие еще?
– Ну… - запнулся. Глаза опустил, улыбка слезла.
– Как-то залетела от меня… подруга одна. А я ей - твои проблемы, пошла вон. Испугался, в общем. Думал, зачем жизнь осложнять? Может, это и не мой ребенок. А она вот… с моста и - все. Нашли через несколько дней… - Опять в стену смотрит.
– Мне во сне том… она-то и показывала лист… с моей жизнью.
Тишина. Звездные россыпи за иллюминатором. Гришка на прогулке. Неспокойно. Что-то зреет внутри, как нарыв. Вот-вот прорвется той тайной, что не дает мне покоя уже два года.
И вдруг - словно вспышка в мозгу.
Разве Киса не стали чаще бить током, едва он мне свою методу рассказал? Разве не повысят срок Содому за то, что я спровоцировал его нападение? Разве не разговорил я только что Гришку на новую статью?
Я чувствую, как пальцы немеют. В висках стучит молот.
Не может быть! Нет!
Но разве не станет “кукушка” достовернее, если будет считать себя настоящим человеком?
Голова кругом. А может, все-таки совпадение? Может, вообще никаких “кукушек” нет, а Кис все выдумал?