Закон Кейна, или Акт искупления (часть 2)
Шрифт:
– Но я знал о ней. Как-то. Не помнил и не помню. Но как-то знал.
– В чем-то ты подобен смертным. А в чем-то совсем иной.
Голова дернулась.
– Я не смертный человек?
– Не знаю. И лучше не проверять. Теперь понимаешь, почему я тревожилась?
– Ни хрена. Так когда мы впервые встретились и я сказал, что вообще не знаю, почему с тобой говорю, а ты ответила...
– Я могу сказать.
– Самоцитата звучала так, будто ей весело.
– Но ты же не поверишь.
– Да. Ага. Вот ты о чем "могла сказать"?
–
– Меня влекло к тебе потому, что между нами... между тем парнем, что похож на меня, и рабыней...
– Тебя влекло ко мне потому, что ты нуждался в прощении и позволении. И, думаю, в подружке. Иное?
– Она, кажется, пожала плечами.
– Во время твоей войны в графстве Фелтейн конюшни сгорели, но лошади уцелели. Почему?
– Откуда ты... ага, не важно. Тупой вопрос. Конюшни имения были пусты - я велел Таннеру угнать лошадей...
– Ты велел. Решил опустошить конюшни. Зачем?
– Ну... знаешь, чтобы лишить кавалерию Фелтейна запасных лошадей. Это очевидно.
– Что отлично обеспечил бы и пожар. Это очевидно.
– Агу, угу. Но, встретив тебя, я не... ох. Святая срань.
– И снова - да.
– Голова кружится. Это когда-нибудь перестанет быть такой сумятицей?
– Не знаю.
– Ты это делаешь? Позволяешь сбыться?
– Он качал головой, сдаваясь вихрю.
– А я?..
– Я тоже этого не знаю.
– А что ты знаешь? Хоть что-то, что может внести смысл во все это дерьмо?
– Да, - ответила она.
– Знаю, что ты будешь пахнуть лучше после мойки.
Серебряная луна висела над берегом ручья, вода играла платиновыми брызгами. Вода была ленивой, слишком медленной, чтобы быть холодной; запах цветов о чем-то напоминал. Какой-то сон, возможно. Или он уже здесь бывал.
Он оттер одежду и сапоги белым песком. Они повисли на кривых ветвях карликового кедра у края воды, а мужчина пошел искать еще песка, чтобы оттереть себя. Вода стала глубокой сразу за песчаным наносом, и он, соскребя с тела два слоя грязи, схватился рукой за дно, позволяя телу плавать.
Ущелье, ручей, луна. Чисто. Тихо. Все хорошо.
В таком месте было трудно вообразить мир, в котором жила и умерла рабыня. Но так было. Каждый день. Во всех странах. Жизнь рабов, хуже смерти. Страдания девочек. Мальчиков. Женщин и мужчин. У нее хотя бы были лошади, под конец. Большинству людей не достается и этого.
Он подумал, что наконец понял устремления Ма'элКота. Как можно знать о подобном - и не пожелать улучшения мира? Дерьмо, будь Богом он, сжег бы вселенную уже давно.
И начал бы заново, с людьми, которые не творят дерьма.
– Теперь тебе грустно, - сказала ведьма где-то неподалеку.
– Сам догадался.
– Помнишь, как приказывал мне не печалиться из-за тебя?
Он ощутил, что улыбается.
– Иногда говорю быстрее, чем думаю.
– Уже нет.
– Приятно слышать.
–
– Еще спасибо.
– Однажды ты гадал, к чему в мире такое существо, как лошадиная ведьма. У меня есть лишь один ответ - я сама. И я рада этому.
– Я тоже, - сказал он звездам.
– Мир был бы лучше, будь здесь больше тебя и меньше... всякого иного.
– И тебе спасибо.
Затем была лишь ночь и вода. А потом она сказала: - Ты все еще мне люб.
Что-то зашевелилось внутри него после десяти лет спячки, и проснулось оно голодным. Однако внутренняя тьма не желала это выпустить.
– Не вижу, как ты можешь кого-то любить. Особенно мужчин. Тем более меня. После всего, что было...
– Это было не со мной. Это было с рабыней. Я - не она. Я похожа на нее потому, что ее дружок был похож на тебя.
– Но...
– Она была рабыней. Меня не поймать, тем более не сковать. Она была одинока. Моим друзьям нет числа. Она была истерзана: где не шрам, там открытая рана. Я проживу миллион лет и не допущу еще одной отметины на коже. Она жила в страхе. Я едва ли понимаю, что такое страх. Она была убита, она умерла. Я убита, но я жива. Последние несколько дней у нее был мужчина, Доминик Шейд. Мой мужчина будет со мной вечно.
– Вечно, - отозвался он эхом, ведь ему понравилось звучание слова.
– Мы словно... Погоди. Доминик... Шейд? Какого пекла?
– Этим именем назвался ее друг. Так его звали наемники, и жители Фелтейна.
– Никто не называл меня Домиником уже тридцать лет, - задумчиво сказал он.
– А Шейдом-Призраком я не звался с Кириш-Нара. Какого черта я стал бы?..
– Не ты. Он.
– И все же интересно. Доминик Шейд вместо Джонатана Кулака.
– Возможно, он не заключал сделку, из которой ты не выбрался.
Он сел в ручье.
– Святая срань.
Обернулся, чтобы видеть ее. Она стояла на берегу. Одежда осталась где-то в другом месте. Луна на ее коже стала самым ошеломляющим зрелищем в его жизни. Он хотел повторить про святую срань, но зрелище лишило его дыхания и голоса.
– Я говорю, что еще люблю тебя, - произнесла она.
– И знаю, что ты еще любишь меня.
– Точно?
Она указала рукой.
– Очень похоже, ты меня сильно любишь.
– Гмм...
– Просто скажи да, и мы это устроим.
– А я... то есть он... так и сказал, когда...
– Я предупреждала, что история может завести тебя в место, которое тебе не понравится.
– Нет... я не... конечно нет - но мне типа нужно...
Она сложила руки на груди таким образом, что изгибы плеч и бедер почему-то стали не эротичными, а откровенно порнографическими.
– Что тебе нужно, это собраться с умом. Я бессмертна. Ты же не становишься моложе, крутой парень.
Ныне во Всегда 10:
Резоны для пейзан