Закон Кейна, или Акт искупления (часть 2)
Шрифт:
– Похоже, это самый лучший комплимент из твоих уст.
– Я хотел бы дать тебе работу.
Веки падают, словно он близок к обмороку.
– Подумай, Гейл. Уверен, сейчас ты безработный.
Он опускает лицо почти между колен.
– Что ни подумаю, выходит одна бессмыслица.
Вот это верно. Но не ему одному нужно понять. Всем вам.
Я не блефую.
Смотрите!
– Эй, Гейл, подумай еще. Ты знал, что сходку драконов именуют "воспламенением"? Люблю это слово. Воспламенение драконов. Красиво. Почти поэзия, а?
Он хмурится.
– Драконы? О чем
И тут тень, широкая и густая, проносится над учреждением, и Гейл давится словами. Вскакивает на ноги и прижимает лицо к стеклу, разинув рот.
Я рядом с ним, в той же позе. Хотелось бы выглядеть крутым, но случай превосходит любую возможность хранить невозмутимость. Да в жопу.
Это восхитительно.
Он слишком велик, чтобы видеть его целиком так низко. Тень слишком темна и глаз бунтуют, ведь я изучал лишь чучело Ша-Риккинтайр в Кунсткамере Сан-Франциско, а живое существо куда страшнее. Тень размером, может, в четверть мили с распахнутыми крыльями - драконам нужно ими хлопать не больше, чем это нужно реактивным истребителям - взлетает ввысь. Вертикально. Словно адова ракета.
Успеваю лишь углядеть намек на многоцветную чешую, как у сетчатого питона - он поднимает Щит из пламени оттенка солнца, вот вам еще один повод воскликнуть "Иисус милосердный!", и как хотелось бы видеть лица социков, слушающих предупреждение об угрозе и пытающихся понять, какой именно летательный аппарат идет к ним почти на скорости звука. Или выше?
О мой Бог, точно выше.
Я едва замечаю крошечную темную точку у крестца, а Гейл сообщает: - На хвосте у дракона человек, - совершенно спокойным, чуть задумчивым тоном. Таким обыкновенно заказывают завтрак.
Зрение у него лучше моего.
– Спиной вперед, да?
– Похоже.
– Возможно, анханский солдат. Тавматургический корпус. Или монашек.
– Но лицом назад?
Пожимаю плечами.
– Кормовое орудие.
Вот еще два взлетают с ревом, и Гейл говорит: - О мой Бог...
– Снова другой Бог. Подожди еще.
Третий ряд, три дракона, расходятся шире.
– Моя покойная жена, - сообщаю я, - способна быть весьма убедительной.
– Святая срань...
– Не думаю, что прежде слышал от него подобный лексикон. Или он уже учится цитировать меня?
А когда искры и вспышки начинают расцветать вокруг строя шести драконов, и пара дюжин штурмкатеров идут вниз по спирали, выплевывая пламя и дым, падая на пустошь, Гейл шепчет: - Запеките мне в жопе куриный пирог...
О да, точно цитирует.
Замечаю свой глаз, отражение в стекле.
Да.
Кто-нибудь не видит происходящее? Кому-то нужно объяснять?
Пустоши теперь наши. Это бесполетная зона. А также безмашинная, беспехотная, безракетная, безбомбовая и какая-там-на-хрен-еще зона. Просто на случай, если вы усомнитесь в нашей способности ее поддерживать...
– Эй, Гейл, вопрос на засыпку. Сколько всего драконов в Поднебесье, как считаешь?
Он трясет головой.
– Без понятия.
– Я тоже. Но готов спорить, больше шести.
– Гм. Ммм.
– Он задумчиво кивает.
– Да.
– Окидывает оценивающим взглядом.
– И всё это время - едва
– Я планировал? Шутишь? Для этого есть другие. Некоторые из моих друзей реально умные, аж страшно.
– А если бы Совет удивил всех и принял твои предложения?
– Было бы, как я обещал. Никак иначе. Я человек слова.
– Очевидно, - бормочет он.
– Но всё же... ты уже знал. Знал, каков будет их ответ. Знал об этом учреждении. О черном масле. Об отце.
– Люди привыкли слышать мой монолог, забыли, что мыслепередатчик передает не настоящие мысли. Это рассказ. Я как бы говорю, только очень тихо.
– Но... как ты побледнел. Задрожал. Слезы. Вспышка гнева...
– О, гнев был реален. Как и остальное. Мне не нужно было выдумывать это дерьмо. Нужно было лишь использовать то дерьмо, что есть.
– И всё же...
Я развожу руками.
– Потому наше ремесло и называется актерством.
Над нами проносится новая тень, скалы и пески снаружи окружены мерцающим черным куполом - словно обсидиановый шарик для гольфа, которым будет играть тот, у кого палец размером с Шпиль.
– А это что?
– Сфера? Щит. Думаю, ей пришлось потрудиться, чтобы он пропускал дневной свет, не позволяя пройти излучению менее полезному. Итак, слушаю: как насчет работы?
– Да. Я, э... не уверен, что мне будет комфортно снова работать на тебя.
– Ты не будешь работать на меня. Будешь работать на Феллера. Но и он не будет работать на меня.
– Феллер?
– Ага. Я его повышаю. Новому руководству плевать на окупаемость вложений, так что мы позаботимся о лечении его рака. Он станет главой операций на Земной стороне. Но нам нужен связной с Конгрессом Праздных. Интересует?
Он кивает, отстраненно и задумчиво.
– Мм. Да. Думаю, я в деле. Ох... Щит..?
Обсидиан бледнеет, медленно являя то, что под щитом: льва размером со слона с головой орла и крыльями размахом в городской квартал. Как раз за оперенной шеей прикреплен ряд седел с ременной подпругой вокруг живота; в переднем седле встала на стремена и дико машет мне рукой самая красивая десятилетняя девчонка, что когда-либо жила на свете. В любой вселенной. И улыбка ее исправляет все прегрешения мира. Всех миров.
– Погоди...
– Гейл щурится сквозь стекло.
– Это...
– Ага, - улыбаюсь я.
– Это мой скакун.
Послесловие:
Владыкам Земли
"Именно тебе следовало бы знать, что не стоит трогать мою семью"
Еще одно.
Между вами, мудачье, и мной. Жест доброй воли.
Серьезно.
Под нашим началом сейчас довольно сил, чтобы завоевать ваш мир; но скажу правду - нам это на хрен не нужно. Ведь при этом погибнет чертова уйма народа, и наших, и ваших. А это то, чего мы - верьте или нет - хотели бы избежать. Нам до ужаса ясно, что вы не дадите гроша за жизнь и смерть других людей. Вы такие. Будь иначе, Земля была бы совсем другой.