Закон Кейна, или Акт искупления (часть 2)

Стовер Мэтью Вудринг

Наверное, ты догадываешься, что монастырская версия чуть иная.

Наша в том, что боги решили сбиться в банду, навалиться на Джерета скопом и взять числом. Монастыри говорят, что Дал'каннит получил титул Тысячерукого как метафору тысяч богов, что собрались с ним рядом, надеясь убить Богоубийцу, и каждый надеялся, что именно ему не придется встретиться с Мечом Мужа. Ведь даже богу будет чертовски больно от такой встречи.

Ты снова можешь догадаться, что версия Монастырей мне ближе.

Джерет

и Джанто знали, что им конец. У них была миллионная армия, но никакая сила смертных не может противостоять могуществу массы всех наличных богов. С другой стороны, Джанто был столь же хитер, сколь подозрителен Джерет, у него были свои идеи, как остановить войну, трюк, способный согнуть богов и выбросить из вселенной. Лишь бы только кто-то смог отвлекать их внимание.

Есть много версий, что именно сказал тогда Джерет. Я склонен думать, он просто поднял Меч Мужа к восходящему солнцу, проверяя остроту лезвия. "Сколько тебе нужно?" А когда Джанто отвечает "Почти вечность", Джерет лишь шевелит плечами: "Сделано".

Ну, знаешь, этот диалог я придумал. Ненавижу цветастое дерьмо.

Что мы знаем, так то, что Джерет и Джанто распустили армии. Послали людей по домам, радоваться с семьями все время, пока жизни их не будут пожаты безумием и хаосом.

– Вот к чему это? Ты отсылаешь меня домой, потому что близок конец света?

– Вполне верно.

– В дупу дом. Мой дом - ты, братишка. Думал, я оставлю тебя биться в одиночку?

– Это не будет битвой. Не с чем сражаться. Тут никто ничего не может сделать. Такое дерьмо.

– Ну? И как всё закончилось для близнецов, надирателей божественных задниц?

Человек пожимает плечами.
– Они встретили конец так же, как начали битву: братьями, плечом к плечу. Отдали жизни ради спасения мира.

– Ну, эта часть мне по нраву, - говорит огриллон.
– Братья навсегда.

– Мы не они.

– Но можем погибнуть, как они.

– Это сказка, Орбек. Не совсем верная фактам.

Юный огрилллон встряхивает массивные плечи.
– Что ты там говорил о предке? Он сказал, метафора станет истиной?

– Оставим папу в стороне. Слушай, если бы битва могла всё решить, всё кончилось бы пятьсот лет назад. Мятеж Джерета завершил бы всё навсегда. Я умер бы двадцать пять лет назад на кресте Бодекена, и Черные Ножи правили бы там доныне. Но я не, и они не. Вторая половина моей жизни создана треклятой сделкой с богом. И тебе не захочется быть рядом. Под "рядом" я имел в виду "на одном континенте".

– И когда должна состояться сделка?

– Скоро, наверное. Не могу сказать, пока бог не Призовет.

– И что будет в сделке, эй? Что ты отдашь и что получишь?

– Хотел бы знать. Одно я уже получил: сошел с треклятого креста. Не знаю, что еще. И

по какой цене.

– Многовато ты не знаешь, братишка. Если ничего не знаешь, откуда знаешь, что будет катастрофа?

– Орбек, ради Христа! Ты с кем говоришь?
– Человек трясет головой, так и глядя в полированный мрамор вокзала.
– Ты тут сидишь, Орбек Черный, поиметь им твою маму, Нож, и спрашиваешь, откуда я знаю, что взорву ядерную дерьмобомбу? Серьезно?

– Может, я смогу помочь.

– Нет. Не надо. Просто уходи. Ты не видел семью и всяких кузенов много лет. Хочешь умереть без свиданки?

– Ты моя семья.

– Ага. Потому и хочу, чтобы ты уехал. Орбек, прошу.
– Кулаки разжимаются, голова повисла сильнее.
– Прошу. Кто-то, кого я люблю, должен выжить.

Ныне во Всегда 2:

Достаточно Могущественная

Это же метафора, блин. Смотри, не затопчи ее до смерти.

Кейн, "Клинок Тишалла"

Несуществование не имеет длительности, и когда Дункан Майклсон открывает глаза, время не прошло.

Его сын - человек, отказавшийся быть его сыном - стоит над ним силуэтом на фоне бесформенного неба, столь синего, что кажется твердым: протяни руку и коснись.

Между ним и человеком, похожим на сына, торчит простой черный клинок с простой гардой и просоленной кожей рукояти.

Клинок и гарда и рукоять меча, которым не-сын пронзил ему грудь, пришпилили его к камню, он так и лежит, словно насекомое на музейной доске.

– Больно?
– Тон равнодушен, а взгляд - нет.

– Какая разница, если да?

– Может, и найдется.

Дункан медлит, проверяя с привычным тщанием, насколько ему больно.
– Чувствую, как грудина скребет по стали с каждым вздохом. Чертовски уверен, мне должно быть больно.

– Ага.

– Но скорее это холод. Помню - смотрел в кубике твои Приключения - как холоден меч, когда вонзается в грудь. Но тут другое. Словно он сам сделан из холода.

– Сделан из холода? Хм. Полагаю, это вполне верно.

Он садится в снег рядом с Дунканом.
– Понимаешь, что происходит? Что это за место и что ты здесь делаешь?

Дункан хмуро смотрит на эфес черного меча. Ощущая биение рассеченного сердца о металл.
– Ну, вполне уверен, это не Канзас.

– Я забыл упомянуть, как устал от этой чертовой шутки?

– Так сам не произноси ее слишком часто.
– Дункан пожимает плечами.
– Подозреваю, это некий вид шаманского сонного транса или путешествия. Хотя я ведь не смогу путешествовать, пока кто-нибудь не вынет меч из груди.