Закон Кейна, или Акт искупления (часть 2)
Шрифт:
Она хихикнула у плеча.
– В который первым?
Он сжал ладонью ее подбородок и поднял голову и погладил влажные волосы, закрывая ими морщины, выведенные на запавших щеках солнцем, вольными просторами и болью, и поцеловал бледный шрам в уголке рта, а она взглянула сначала одним правым глазом, как делала часто - тем, что сверкал теплом и жизнью, карий как у голубки - а потом левым, ведовским глазом, серо-голубым, словно мертвый зимний лед. Она как будто желала убедиться, что видит одного человека обеими глазами. Он сказал: - В каждый. Сразу в оба. Мне все равно. Как
– но руки ее уже сползли, одна на затылок, а вторая южнее, к выпуклости ягодиц, и она потянула его к себе и слилась губами, и тело всё сказало без слов.
И на время горы стали им постелью, а небо одеялом, а снег словно пропал.
Но лишь на время: табуну ведьмы нужно было зимовать в низинах, к югу и западу, и она была самой собой; и надвигались нелады на севере и востоке, и он был самим собой.
Она поскакала. Он пошел.
Он оглянулся, но лишь сердцем. Ведь он шел в Бодекен, и там будут Черные Ножи, и он не может привести с собой никого.
Всё навсегда, пока не окажется иначе.
Ныне во Всегда 3:
Сложности
"Эта хренотень хоть когда-нибудь прекращается?"
– Еще со мной?
Дункан открывает глаза.
– Кажется вполне понятным, хотя идет обрывками.
– Хорошо. Это хорошо.
– На миг Кейн почти улыбается. Почти.
– Это же... ну, это те, которые я хочу увидеть сбывшимися. Те, что, надеюсь, будут. В конечном итоге.
– Так ради этой женщины, "лошадиной ведьмы", ты так, э... видишь?
– Почти.
Дункан вспоминает, каково это: любить ту, что еще не умерла.
– Кажется, она милая.
– Спасибо.
Ее голос заставляет его дернуться, только сейчас он понял, что уже не наедине с Кейном.
– Ах. Гм, привет.
– Привет.
Она сидит на земле с другой стороны, чем Кейн, ноги сложены, руки свободны - точно как в видении. Та же безрукавка. Та же рубаха коновала. Те же волосы.
Те же глаза.
Кейн говорит: - Рад, что ты здесь.
Посланная ему над мечом улыбка говорит лучше слов.
– Помнишь всё, что мне нужно знать?
Она пожимает плечами: - Помню, что бывает, если я не являюсь.
– И что?
– И я здесь.
С некоей хмурой гримасой Дункан понимает, что сидит она не на снегу, на котором лежит он - она на травке, тощей и вялой, но явно живой. Крокусы пробились сквозь снег вокруг нее, она срывает их и вставляет в волосы.
Он говорит: - Ты наделена властью.
– Как и все.
Он размышляет, и пока размышляет, цветы в волосах сжимают его сердце будто кулаком; в следующий миг он понимает. Девия любила его экспедиции в Поднебесье больше него самого - и всегда любила носить цветы в волосах. На Земле цветы были неприлично дорогой роскошью.
– Ты нынешняя любовница моего сына... э, Кейна?
– Ты о нем?
– говорит она, посылая улыбку над мечом.
– Не только нынешняя.
–
– Он замечает гримасу на лице Кейна.
– Не начинай. Сложное дело, да?
– Даже не могу начать.
– А эта, э... речная сучка?
– Так она зовет Шенну, когда пытается обозлить меня.
– Работает же, - серьезно произносит ведьма.
– Он не любит напоминаний, что она вовсе не милашка.
– Не милашка?
– Он глядит на Кейна.
– Ты же сказал, умерла...
– Она может оказаться среди персон, что явятся сюда. Если так, помни: это не Шенна. Она - аспект Шамбарайи и элкотанская богиня вольной природы, и она не на моей стороне. Ни чуточки.
– А Вера...
– Тоже кто-то иная. Но она на моей стороне. Обычно. Слушай, забудь о них. Дело не в них.
Дункан протирает глаза.
– И как прикажешь понять, что важно, а что нет?
– Он скажет, - вмешивается лошадиная ведьма.
– Это он любит.
– Ты мало чем помогла.
Дункан зажмуривается и осознанно решает забыть о своих вопросах, ведь здесь важно лишь то, что желает ему показать Кейн.
– А тот Орбек, о котором ты - то есть он - говорит? Он друг?
– Более чем. Он брат, которого у меня никогда не было.
– Словно брат, ведь брата не было.
– Я не так сказал.
– Он пренебрежительно машет рукой.
– Увидишь. Он огриллон.
– Как Черные Ножи?
– Более чем.
– Погоди...
– Недоумение поднимает голову Дункана.
– Брат, спасать которого ты шел в Бодекен - и пришел сюда, чтобы его спасти - он Черный Нож?
– Ага. Я назвал бы это иронией, если бы, знаешь, тут была ирония.
– Ты вернулся туда, где лично истребил народ Черных Ножей, ради спасения брата, который тоже Черный Нож? Как это тут нет иронии?
– Потому что я иду не спасать его.
– Что случилось?
Кейн пожимает плечами.
– Постепенно мы с тобой это поймем; но сперва мне нужно показать другое дерьмо.
Лошадиная ведьма произносит: - Я же говорила.
Конец Начала 2:
Драная Сука Богов
"Проблема счастливых концов в том, что ничто по-настоящему не кончается".
Посольство Монастырей на острове в Старом городе, сердце Анханы - один выстрел из лука (с гаком) от самого дворца Колхари - считалось необычайно опасным местом службы со дней Хуланской Орды. Там стало еще опаснее после того, как монастырский убийца сумел устранить принца-регента Тоа-Фелатона. Монастырям удавалось поддерживать шаткий нейтралитет во время Первой и Второй войн за Наследие, но действия нескольких братьев-отступников во время нападения артан, так называемой Бойни в день Успения, убедили соперничавшие силы, что Монастыри стали прихвостнями Империи - даже помощниками Глаз Божьих, собирающими для них информацию и выполняющими тайные поручения.