Закон меча. Трилогия
Шрифт:
* * *
Утром варяги покинули Шемаху. Улицы города были пусты и тихи – жители попрятались кто куда.
Дружина ехала довольная, веселая. Кони навьючены награбленным добром, желудки набиты вкусной и здоровой пищей, а шемаханские женщины еще не скоро забудут неистовых прелюбодеев с севера.
Один Олег выделялся на общем фоне – он был мрачен.
На второй день пути войско вышло к лагерю у Куры, и князь Инегельд очень удивился,
– Глядим – поднимается медленно вверх по течению, а с палубы арабы все высматривают чего-то по берегам. Ну, мы выплыли и спрашиваем: не нас ли ищете? Тех как сдуло с палубы – попрыгали в воду, и на тот берег, где ихний халифат... А мы эту посудину себе взяли. Рабов расковали, они дунули от нас еще прытче хозяев!
– Молодцы! – гаркнул Клык. – Благодарю за службу. Грузимся! Чур, я на дармуне пойду. Олежа, чего там накалякано?
Сухов разобрался в премудрой арабской каллиграфии и огласил, что дармуна названа «Аль-Кахирой», то бишь «Крепостью».
Варяги перебросали добычу на борт «Аль-Кахиры», расселись сами и дружно засвистели табуну коней, оставленному на берегу, словно прощались с землей Ширвана. Первой на простор речной волны вышла дармуна, за ней в кильватер пристроились лодьи.
Поход удался.
* * *
Дармуна, как и ее византийский прообраз-дромон, не имела сплошной палубы. Моряки обходились тремя сквозными проходами – два тянулись вдоль бортов над гребцами, а средний был уложен по оси «Аль-Кахиры», от носа до кормы.
Съемные щиты, прикрывавшие гребцов верхнего ряда, отсвечивали матово в закатных лучах, бимсы наложили «зебру» теней. Во влажном воздухе блестели мощные спины. Раз... два и три, и раз... два и три, и раз... Весла проворачиваются в лючках почти без шума – уключины смазаны, а напитанный жиром войлок подбавляет масляной пленки.
– Перерыв! – весело сказал Олег и принял поданные сверху корзины. Гребная палуба, только что наполненная лишь мерным мощным дыханием, огласилась довольным ворчанием, смешками и хрусткими потягиваниями. Втащив весла, «дромонарии» поднимались со скамей и принимали нехитрый ужин – поджаренный хлеб, рыбу и слабое вино.
– Выйдите, разомнитесь, – присоветовал Олег. – Пусть проветрится немного...
Он подошел к Фудри, закусывавшему на скамье близ миделя, и легонько хлопнул его по могутному плечу:
– Ступай, поспи. Моя очередь.
– Да я еще могу... – вяло засопротивлялся Москвич.
– Гуляй, – сказал Олег.
Добрый молодец с медвежьими ухватками меланхолически прошлепал в носовую часть, где сходились борта, и бухнулся на расставленное там походное ложе из плетеных ремней. Довольное кряхтенье перебило журчание воды, трущейся об обшивку, и легкое поскрипывание дерева.
Надышавшись свежим воздухом,
– Я первый! – заявил Алк Ворон и возмущенно заорал: – Этот уже здесь!
– Ваша лошадь тихо ходит! – хихикнул Фудри.
Гребцы, похохатывая, заняли три оставшихся спальных места, а те, кому не достались ложа, укладывались на скамьи или ложились в проходе на толстых циновках, прихватывая плоские кожаные подушки, набитые шерстью, коими они умягчали седалища при гребле.
Олег сел на такую же, поерзал, умащиваясь, и помог своему напарнику – Воисту Коварному, худому, но жилистому – протянуть весло через лючок. Лопасть, хоть и была узкой, но в кожаную манжету, защищавшую лючок от брызг, пролезала туго.
– Снял бы рубаху... – подсказал Воист.
– Точно, – кивнул Олег и стянул одеяние через голову. А то ходи потом в потной...
– Взялись, – скомандовал он, и четыре ладони крепко ухватились за гребь.
– Весла на воду! – донеслась сверху команда Боевого Клыка.
Малолетка по имени Яр, трубач и барабанщик, задал ритм гребле. Кленовые палочки в его ручонках словно стронули и занесли десятки кипарисовых весел. И раз! Два и три... и раз... два и три...
– Тера-тера!.. – звонко запел Яр. – Пентеконтера!
Две сотни гребцов навалились как следует.
* * *
Разбудил Олега крик впередсмотрящего.
– Парус на горизонте! – орали с мачты. – Одиночный!
Сухов хотел было вскочить, но подумал, что горизонт далек – можно успеть как следует потянуться, продрать глаза и приготовить организм к переходу в активный режим.
– Паруса справа по борту! – вновь закричали с марса. – Много! И все косые!
Теперь в голосе марсового различалось беспокойство.
– Догнали-таки... – заворчал князь. – Не выдержал-таки шах, собрал флот... Ну и к троллям его!
Олег не стал уже садиться за весло, остался на боевой палубе. Не нравились ему эти паруса справа по борту... Так и слышалось, по памяти: «Вэ-7! Мимо! Гэ-9! Ранил! Гэ-8!Убил...»
– И... раз! Два и три! И... раз!
– Спустить паруса! – заорал Клык.
Паруса разом свернулись, как небывалые полосатые цветы на закате дня, зато сотни и сотни весел пенили, взбивали воду, толкая узкие, хищные корабли к северу.
– Вздеть брони! Свободная смена – к оружию!
Из трюма подняли два сундука с мечами, ножами и секирами, тулы, набитые стрелами, и вязанки копий. Гребцы сели по двое, свободные сменщики живо натягивали кольчуги, кожаные панцири с железным набоем – у кого что было, вооружались и подхватывали щиты.
– Яр, живо на корму, передай всем, чтобы строились в линию!
Лодьи, догонявшие дармуну, стянулись цепью, в которой не было слабых звеньев, и на их палубах тоже было заметно шевеление – русы готовились к бою. Ветер, словно испугавшись близкой битвы, стих. Море расплылось чуть волнистой гладью – природа замерла в ожидании величайшей нелепости – смертоубийства носителей разума.