Закон парных случаев
Шрифт:
– Быстрее!
Теперь уже девушка тянула меня за руку к ближайшему парадному. От ее низкого красивого голоса, несмотря на нешуточность ситуации, где-то глубоко шевельнулось волнение. Я обозвал себя кретином.
Похоже, она знала здесь каждый закоулок. Забежав в парадное – кстати, мама сурово одергивала меня всякий раз, когда я пытался сказать «подъезд», как мои одноклассники, - «В Ленинграде так не говорят»… Так вот, забежав в парадное, мы поднялись на два марша, спустились по другой лестнице и вышли во двор, а оттуда на другую улицу.
– Как тебя зовут? –
– Мартин. А тебя?
– Меня Женя. Ты кто, Мартин, латыш, литовец? Имя странное. И акцент. Кстати, давай уйдем отсюда подальше, они нас искать будут.
– Я чех. Вернее, наполовину чех. Мама у меня русская.
– Интересно…
Она снова поморщилась и закусила губу. Я отвел Женину руку, которую она держала, прижав к левому боку. Ладонь была в крови.
– Что это?
– Ерунда!
Только теперь я увидел, насколько она бледна – тем более по контрасту с черной одеждой. На лбу у нее выступила испарина. Корсаж под рубашкой оказался прорезанным и влажно поблескивал. Не говоря ни слова, я дернул шнуровку, ослабил ее и задрал корсаж.
– Ты что… что ты делаешь? – сдавленно прошептала Женя. Наверно, на нас смотрели во все глаза, но мне было наплевать.
На боку оказалась неглубокая, но длинная рана, скорее даже порез.
– Это они? – глупо спросил я.
– Да, у них нож был. Когда ты на них налетел…
Мне стало дурно от мысли о том, что своим кавалерийским наскоком я мог ее убить. Чуть-чуть не убил.
– Прости. Я не знал, что у них был нож.
– Да ладно тебе. Если б не ты, они б меня все равно… того.
– Надо в больницу. Как вызвать скорую помощь?
– С ума сошел? – возмутилась Женя, опустила корсаж и со свистом втянула воздух сквозь сжатые зубы. – Какая еще больница? Какая скорая?
– Тогда… Есть же такие места, где всякие травмы обрабатывают. Травмопункты, да?
– Травмпункты. Ты что, с Луны свалился?
– Не с Луны. Из Чехии. Из Праги.
– А-а-а… Ну да. Нет, Мартин, в травмпункт нельзя. Это резаная рана. В таких случаях врачи сообщают в милицию.
– Ну и что? – удивился я. – И хорошо, что в милицию. Тебе самой надо в милицию обратиться. Чтобы их нашли.
Женя посмотрела на меня, как на морское чудо-юдо.
– Сразу видно, не наш человек, - через силу усмехнулась она. – Ты посмотри на меня. Какая милиция?! Там просто посмеются и пошлют лесом. Да еще скажут, что я сама виновата. Спровоцировала.
– Странно. Я никогда не слышал, чтобы бон… скинхеды гоняли готов.
– Они и не гоняют. Просто им нужен был…
Женя запнулась и посмотрела на меня с сомнением.
– Кажется, ты сейчас подумала, а не с ними ли я заодно?
Она чуть порозовела, тряхнула с досадой головой – похоже, я угадал.
– Им нужен мой брат. Они его ищут. Он антифа.
– Антифа?
– Ну, антифашист.
– Понятно. И все-таки, Женя, рану надо обязательно зашить. Иначе шрам останется.
– Даже если зашить, бикини я все равно теперь вряд ли смогу носить, - мрачно сказала Женя, плотнее запахнув рубашку. –
– Хорошо, что ты… - я снова задумался, как по-русски будет гот женского пола. – Хорошо, что ты гот, - сказал я на ухо Жене, когда мы сели в машину.
– Почему?
– Потому что кровь на черном не видно. Иначе кто бы тебя в такси посадил?
– Тебе не нравятся готы? – усмехнулась Женя.
– Не слишком, - честно признался я. – Какие-то они…
– Соплежуи?
– Кто?! – поперхнулся я.
– Соплежуи. Не знаешь такого слова? Ах да, я все забываю, что ты не русский.
– Я полукровка, - вздохнул я. – Чехи тоже принимают меня за иностранца. Говорят, что у меня акцент. Дома мы на двух языках говорим. И думаю я тоже на двух языках. В университете на чешском, дома в основном на русском. Кстати, я родился здесь, в Петербурге. То есть в Ленинграде.
7.
За окнами потянулись унылого вида новостройки.
– Приехали, - вздохнула Женя. – Сашка здесь у друга живет. Прячется.
– Что он сделал-то?
– А я знаю? Он в фонде каком-то антифашистском работает. Ну и перешел кому-то дорожку. Теперь, чувствую, и мне из дома будет не выйти.
Мы подошли к обшарпанному дому, кажется, такие называются «кораблями» - или «корабликами»? Грязно-белые и зеленые полосы вперемежку и узенькие подслеповатые окошки. Лифт не работал, и мы потихоньку начали карабкаться по лестнице. Женя еле шла, каждые полмарша останавливаясь передохнуть. Не выдержав, я подхватил ее на руки и понес. Может быть, мне показалось, но она спрятала где-то у меня под мышкой довольную улыбку.
– Здесь, - сказала она, когда я, шумно пыхтя, затащил ее на пятый этаж. – Отпусти меня. Спасибо. Только я тебе рубашку испачкала.
И рубашка, и ветровка действительно были щедро заляпаны кровью – выглядел я из-за этого довольно устрашающе. Наверно, кто-то другой даже в обморок упал бы, обнаружив на себе такой орнамент, но со мной ничего подобного не случалось с первого курса: тогда я подрабатывал после занятий санитаром в приемном покое на скорой, и как-то раз поступивший язвенник с ног до головы окатил меня кровавой рвотой. Только вот как в гостиницу ехать? Наверно, придется попросить у Жениного брата какую-нибудь одежду взаймы. Заодно будет повод встретиться с Женей снова.
Она позвонила. Сначала за дверью стояла тишина, потом мужской голос что-то спросил.
– Да я это, я, открывай! – Женя нетерпеливо поцарапала дверь ногтями.
Голос снова что-то спросил.
– Это… - Женя покосилась на меня. – Это мой друг, Мартин.
Я скорчил страшную рожу, спохватился и сконструировал приветливую улыбку идиота.
– Хватит кривляться-то! – фыркнула Женя.
Дверь открылась. Высокий худощавый мужчина лет тридцати, одетый в шорты и синюю футболку, посмотрев на меня, присвистнул.