Закон полярных путешествий: Рассказы о Чукотке
Шрифт:
— Слышь, Стас?
Стас открыл глаза.
— Панику поднимать не будем. Доктор тут на валюту…
— Да знаю…
— Наше посольство в Рабате… пилить до него и пилить… А в Мадриде, там сразу… первый визит… врежет тамошний доктор тебе укольчик и по чарке спирта, мне — в знак солидарности… Опять же проконсультируюсь… как коллега с коллегой.
— Думаешь, выцыганишь?
— А как же? У коллеги… у соотечественника?! Да он, может, в своем Мадриде первых людей с Чукотки увидит… первых, как знать, и последних… я, может, его на Чукотку сагитирую… если он хороший человек, конечно, если он озверел от тоски за границей. Не может наш человек долго…
— Я больше сюда не поеду… Я в Гренландию
— Я тоже… Пей таблетки, чай. До Мадрида ой как далеко.
Аэропорт Касабланки непривычно суетлив (о том, что непривычно, Левочкин узнает потом, от Ахмеда). Армейские и полиция появляются неожиданно то там, то тут, стоянка машин вся забита, а подъезжают еще, размещаются вокруг, полиция с ног сбилась, гражданские руководят тут же, но все без крика, две-три фразы, все здесь покорны, все подчиняются, и эксцессов нет.
Много, очень много машин украшено зелеными лентами… Совсем как наши такси, когда едет по городу свадьба. Зеленые ленты, зеленый флаг ислама…
Бледен Ахмед. И торжествен. Какая-то радость светится в его глазах. Затаенная радость приобщения к чему-то. К чему?
— Вам повезло… вы увидите… — бросает Ахмед.
А Стасу плохо, наверное, температура поднялась. Когда же посадку объявят?
— Небольшая задержка, — объясняет Ахмед. — Вот их встретят, тогда и нам можно…
Кого «их»?
Толпа напирает с улицы, забила весь пассажирский приемник-накопитель, молчаливо стоят полицейские и военные, все молчат, все устремили взгляд туда, откуда появятся первые прибывшие.
И вот они идут. Старики в белом. В белых ихрамах [18] , в сандалиях на босу ногу.
Левочкин остолбенел. Кинулся к Ахмеду. Ахмед радостно закивал головой. Левочкин только читал об этом, но не видел никогда и представить не мог, да и никто из их группы этого не видел.
— Чего они всполошились? — бормочет Стас. — Правительственная делегация?
— Тише, — спокойно сказал Левочкин. — Паломники. Из Мекки. Возвращаются марокканские старики, совершившие хадж, последнюю работу мусульманина. Они теперь как святые. Это все равно что нам с тобой слетать в космос.
18
Ихрам (араб.) — костюм паломника, два несшитых куска ткани.
— А-а-а! — разнеслось по толпе. — А-а-а!
Толпа расступилась, старики шли достойно, как национальные герои. За дверями аэропорта их подхватили под руки родственники, вели к машинам, каждый, кто рядом, хотел прикоснуться к одежде, в глазах родственников и встречающих такое, будто они сами попробовали воды из Замзама, будто они прикоснулись к Черному Камню, а не эти старцы… Как мало человеку надо!
— Я счастлив, — шепнул Ахмед. Он сказал это Левочкину по-немецки.
— Я тоже, — ответил Левочкин, вспомнив, что он единственный мусульманин-эскимос.
Ахмед кивнул. Глаза его светились.
Стас и Левочкин вышли на улицу. Они и не собирались влиться в толпу, почтительно напиравшую на машины с зелеными лентами, но двое полицейских показали им в сторону:
— Но, но…
— Нельзя, значит, — вздохнул Стас.
— Отсюда посмотрим.
Каждого паломника сопровождало несколько машин, но у сопровождающих тоже зеленели ленты на капотах, знак приобщения к самому святому.
— Вот возьми сейчас с машины ленту, просто потрогай, и тебя разорвут на части, поскольку ты гяур…
— Тебя тоже, — сказал Стас.
И никто во всем порту не подозревал, что не пройдет и полгода, как святая мечеть в Мекке
Голова кружится у Стаса, хочется пить.
— Идем, в туалете есть кран.
— Но, но, — сказал им уборщик. И кивнул на вывеску.
— Платный туалет, частный.
Они ринулись во второй. То же самое.
— Постой, я ему сейчас объясню! — сказал Левочкин.
— Но! — захлопнулась перед ним дверь туалета.
— Вот гады, а! — взъярился Левочкин. — Вот гады, а!
— Цум тойфель! Готт фердаммт! [19] Год дем! [20] К черту! Да меса ес ун муэбле! [21] Марта унд Ирма баден! [22] Матка бозка ченстоховска! [23] — орал он на всех языках все, что мог.
19
К черту! Проклятье! (нем.)
20
Проклятье! (англ.)
21
Стол — это мебель (исп.)
22
Марта и Ирма купаются. (Пример из школьного учебника немецкого языка.)
23
Богоматерь ченстоховская! (польск.)
Прибежал перепуганный Ахмед:
— Вас ист лос? Вас ист лос? [24]
— Ничего! — рявкнул Левочкин. — Ах ты, капитализм проклятый, когда же ты загниешь окончательно! Когда же ты сгниешь! У меня друг умирает, а у них сортир закрыт, воды не дают! Сволочи!!!
— Не скандаль, Ося! — умолял его Стас. — Не скандаль! Сейчас наши прибегут, неловко…
Группа мирно и чинно сидела в противоположном углу длинного зала перед стойкой таможенного контроля и тихо подремывала и ничего не видела, ни приезда паломников, ни суетливого Ахмеда, ни больного Стаса, ни скандального Левочкина.
24
Что случилось? Что случилось? (нем.)
— Эти тоже хороши, соотечественники! — сквозь зубы по инерции ревел Левочкин.
— Не клепай на наших, — остановился Стас. — Они ж не знают.
Левочкин успокоился. И что-то веселое и хищное мелькнуло в его глазах. Азарт какой-то.
Он повел Стаса сначала наверх, потом вниз, потом по короткому коридору. Стасу даже показалось, что тот здесь не первый раз, он просто забыл, что ориентироваться геологу в лабиринтах новой постройки, которую он внешне изучал давно и тщательно, не составляет труда, если знать простейшие законы строительства, подчиненные нехитрым правилам архитектуры.