Закон трех отрицаний
Шрифт:
– Что через две недели могу приступать.
– Не, две недели это слишком долго, это я столько не выдержу.
Да он и двух часов не выдержит, бедолага. Кто сказал, что быть начальником легче, чем подчиненным исполнителем?
– Ты территориально где сейчас? – спросил Коротков.
– На Пироговке.
– Лешка с тобой?
– Нет, он в Жуковском. А что, он тебе нужен?
– Да на фиг он мне сдался. Мне ты нужна. Ты на чьих колесах?
– Ты не знаешь… Один знакомый. А что нужно-то?
– Можешь
– Ну а я-то при чем? Я же на больничном.
– Слушай, подруга, не вредничай, а? И без того жизнь такая, что не продохнуть. Ольшанский тебя хочет, он нашим хилым мозгам не доверяет. Ася, я серьезно. Приезжай, а?
– Юрочка, ну какой от меня толк, ну ты сам подумай? Я же половины информации по делам не знаю.
– А вот и хорошо. У нас глаза уже замылились, а ты свежим взглядом… Короче, приедешь?
– Не знаю, Юр, мне надо у водителя спросить, может, у него планы другие.
– Да и черт с ними, с его планами, пусть он тебя только до Кузнецкого добросит, а на дачу я тебя сам отвезу. Заодно и переночую, если пустишь.
– А Ирина что на это скажет?
– Она в Минск на съемки укатила. Так пустишь переночевать-то?
Где-то вдалеке за голосом Короткова послышался дружный хохот. Видно, кто-то из ребят, присутствовавших при этом разговоре, весьма своеобразно комментировал услышанное. Наверняка Сережка Зарубин дурака валяет.
– Пущу, что с тобой сделаешь. Ладно, ждите, скоро приеду, если в пробках не застряну.
Она вышла на улицу. Самарин уже сидел в машине и с увлечением читал какую-то книгу. Услышав, что она открывает дверь, тут же выскочил и бережно усадил ее на переднее сиденье.
– Что сказал доктор?
– Что буду жить долго и счастливо.
На этот вопрос за последние десять минут пришлось отвечать уже во второй раз. А еще ребята обязательно спросят. А потом Лешка. И маме надо будет доложить. Как бы не разозлиться раньше времени. А лучше всего придумать что-нибудь, чтобы вообще не раздражаться по этому поводу. Как Лешка вчера сказал? Если не можешь выбрать действие, то выбери мотивацию. Не отвечать на вопрос она не может, если в разговоре с ребятами еще можно отшутиться, то мама и муж потребуют обстоятельного отчета. Что ж, будем выбирать мотивацию и чувствовать себя свободной.
– Куда едем? Назад в Болотники?
– В городскую прокуратуру. Знаете, где это?
– Конечно. Вас там нужно будет подождать?
– Нет, Валя, спасибо, на сегодня мы на этом закончим. Там совещание у следователя, оно может продлиться очень долго, так что ждать меня не нужно.
– Как же вы доберетесь до дачи?
– Меня отвезут.
– Ладно. А завтра мне приезжать?
– На ваше усмотрение. Мы с мужем будем рады вас видеть, завтра суббота, и
Он был совершенно не нужен ей, этот безработный филолог, пытающийся заработать деньги сочинением детективов, но ведь он потратил на нее столько времени, оказал ей любезность, помог. И потом, это она сейчас такая храбрая и может думать, что ей кто-то там не нужен, потому что она в Москве, и еще относительно светло, и ночевать с ней будет Коротков, а завтра утром приедет Лешка. Но настанет понедельник, сначала утро, потом вечер. И наступит момент, когда она очень сильно усомнится в том, что ей никто не нужен.
Из размышлений ее вывел осторожный вопрос Самарина:
– А разве сотрудников, которые на больничном, вызывают на совещания?
– И да, и нет.
– Как это?
– Видите ли, Валя, военизированные организации отличаются от гражданских тем, что больничный лист не дает автоматически освобождения от работы. Освободить от работы может только начальник. Ты ему показываешь больничный лист, а он принимает решение, отпустить тебя болеть или оставить на работе.
– Да вы что? Неужели правда?!
Он был так искренне изумлен, этот глубоко цивильный человек, что чуть на красный свет не проехал.
– Это же… бесчеловечно! Как так можно, я не понимаю!
– А никто не понимает, – засмеялась Настя. – Поэтому в девяноста девяти процентах случаев сотрудники звонят начальникам по телефону, сообщают, что болеют, и дальше все происходит как у всех обычных людей. Но один процент исключений сохраняется. Бывают ситуации, когда начальники болеть не разрешают.
– И это именно ваш случай?
– Нет, не мой. У меня начальник нормальный, хороший.
Сказала – и испугалась. Впервые за без малого полтора года она назвала Афоню хорошим начальником. Вслух назвала. И была при этом… искренна, да-да, совершенно искренна. Она сказала то, что думала. Откуда в ее голове появилась эта странная мысль? Афоня, Вячеслав Михайлович Афанасьев – хороший. Ну надо же!
– Почему же вы едете на совещание?
– Друзья попросили. И следователь. Они хотят, чтобы я посмотрела на ситуацию свежим взглядом.
– А что, запутанное дело?
– Запутанное, – подтвердила Настя.
Она ожидала, что Валентин начнет приставать с расспросами, ну как же, запутанное дело, страшное преступление, а ему как раз сюжет нужно придумывать. Однако он ничего не спросил. Деликатный, что ли?
Настя все время ерзала на сиденье, потому что затянутый на талии ремень впивался в живот, и вообще в тесных джинсах ей было неудобно. Ничего, думала она, потерпишь, любишь конфеты есть – вот и получи.