Закон волка
Шрифт:
— Налево, говорю, — упрямо повторил Леша. — На вокзал не надо. Поедем ко мне. Я вспомнил…
Мы свернули налево, затем направо.
— Стоп! — скомандовал Леша, но его реакция была замедленной, и нужный подъезд мы немного проскочили.
— Давай, шеф, немного назад! — распорядился Леша. — Так, хорошо, а теперь два метра вперед… Стоп!
Водитель терпеливо выполнял команды Леши, предпочитая не перечить двум пьяным пассажирам.
Леща вывалился наружу, а я быстро сунул водителю деньги и хлопнул его по плечу, поторапливая — мало ли какая еще идея могла взбрести в голову моему нетрезвому другу. Водитель ударил по газам и вместе с машиной стремглав растворился
— Эх, шляпа! Совсем из головы вылетело!
— Забыл ключи? — упавшим голосом спросил я.
— Хуже. Я вспомнил, что у меня дома нет ни капли спиртного.
— Ну и что? Разве мы хотим еще выпить?
— А разве не хотим? — удивился Леша и громко икнул, — Так дело не пойдет. Ты мой гость, и все должно быть чин чином.
Он сунул руку в карман, извлек оттуда горсть смятых купюр и протянул мне.
— Сделай милость, сгоняй за бутылкой. Вот за этим домом есть коммерческий киоск, работает круглосуточно.
Болтаться ночью в поисках спиртного по Незнакомому району — не самое лучшее занятие, но я не стал спорить с Лешей, понимая, что сейчас это совершенно бесполезно.
— Где потом тебя искать? — спросил я.
— Второй этаж, квартира тридцать девять. Я быстро пошел, а потом побежал через
Дворы и действительно очень скоро увидел светящийся, будто украшенный разноцветной гирляндой, киоск — вечно бодрствующий очаг культуры, вокруг которого, как ночные мотыли у источника света, крутились люди. Я купил бутылку темно-красного напитка с оптимистичным названием «Улыбка» и в прежнем темпе Устремился к дому.
Еще издали я увидел Лешу. Он стоял рядом с мусорным баком и стучал ведром по нему, вытряхивая содержимое. Увидев меня, Леша сделал странное движение, словно хотел спрятаться, но, убедившись, что я иду прямо на него, выпрямился, что-то вынул из кармана, и в его руке вспыхнула спичка. Когда я подошел к Леше, мусорный бак полыхал, как олимпийский огонь. Леша, отступив на шаг, смотрел на пламя, прикрывая ладонью лицо.
— Ты хулиганишь, — сказал я, несколько удивленный странным поведением друга, и взял его за руку. — Сейчас сюда нагрянут пожарные и обольют нас пеной.
— Пусть горит, — ответил Леша, все еще не сводя глаз с огня. Я его тянул к подъезду, но он сопротивлялся, медлил, словно хотел досмотреть, чем все это закончится. — Не вывозят вовремя, плодят крыс и всякую нечисть, — бормотал он.
Я обернулся. В окнах дома вспыхивал свет, на балконы выходили люди в майках и ночных рубашках, смотрели на нас. Запахло скандалом.
Я потащил Лешу к подъезду силой. Впрочем, он скоро перестал сопротивляться и, размахивая ведром, стал бодренько подниматься по лестнице.
— Что купил? — спросил он, не оборачиваясь, но я видел, что мой ответ ему не нужен. Леша думал о своем.
Мы зашли в квартиру. Леша разулся и понес ведро на кухню, а я зашел в комнату. Это была чистая, со вкусом обставленная нора холостяка, кажущаяся теплой и мягкой, словно внутренность сумки кенгуру. Пол и стены были обиты зеленым драпом, потолок расписан сплетением виноградной лозы; мягкий свет струился от настенных бра, похожих на свечи с зеркальным экраном; часть стены закрывали книжные полки с разноцветными блоками собраний сочинений. Перед окном, завешенным бордовыми шторами, громоздились ярусы аудиоаппаратуры, тускло отсвечивающей черным металлом. На правой стене поверх темных обоев с выпуклым орнаментом
— Слушай, Леша, — громко сказал я, рассматривая корешки книг и справочников по местной и общей анестезии, — а ты неплохо обставил комнату.
— Старался, — ответил Леша, появляясь в комнате с бокалами в одной руке и тарелкой с закуской — в другой. Я повернулся лицом к картине.
— А это, надо полагать, и есть дама твоего сердца?
— Возможно, — неопределенно ответил Леша. — Послушай, ты тушенку будешь холодной есть или ее подогреть?
— Я вообще не буду есть, — ответил я. — Выпью полстакана вина и лягу спать. Глаза слипаются.
— Значит, закуску уносить?
— Да что ты все время торопишься?
«Он так торопился вынести и сжечь мусор, будто боялся, что я могу увидеть то, чего видеть был не должен», — думал я, прохаживаясь по мягкому ковру. Женщина в черном манто смотрела на меня холодным и надменным взглядом, словно читала мои мысли и презирала меня за них. «Увы, мадам, — обратился я к ней, — все это, должно быть, от усталости. Конечно же, ваш поклонник — человек аккуратный и чистоплотный, и заподозрить его можно только в нетерпении ко всякого рода нечисти».
Я подошел к картине вплотную, стараясь рассмотреть фамилию художника, но в углу картины стояла лишь неразборчивая роспись.
— Леша, ты там не умер? — крикнул я, потому как мой друг слишком долго уже был на кухне и при этом оттуда не доносилось никаких звуков.
Я вышел в коридор и, приоткрыв дверь, заглянул на кухню. Леша сидел на табурете, прислонившись спиной к стене, и, запрокинув голову вверх, спал. Рот его был открыт, и потому он тихо похрапывал. Рядом, на подоконнике, стоял пустой бокал, на дне которого засыхал красный кружок от «Улыбки». «Улыбнулся в одиночку и уснул», — подумал я, взваливая тело на себя и переправляя его в комнату. Леша пробормотал невнятное ругательство в мой адрес, но глаза не открыл. Я опустил его на диван, прикрыл пледом, а сам лег на полу — мягкий ворс пружинил подо мной, как матрац, и я не чувствовал неудобств.
Прежде чем дотянуться до выключателя бра, я еще раз взглянул на портрет. Это свойство всех портретов — зрителю кажется, что нарисованные глаза смотрят только на него, и все же мне стало немного не по себе. Я подмигнул женщине. Как ни странно, она мне не ответила.
23
Я сидел в изголовье дивана и думал, что бы еще предпринять, чтобы разбудить Лешу. Я бил его по щекам, зажимал пальцами нос, тряс за челюсть — все было тщетно, Леша лишь отсылал меня куда-то очень далеко, невнятно бормотал, что ужасно хочет спать, и натягивал плед на голову. Можно было еще вылить на него ведро воды, но тогда непременно намокнет диван, который был вовсе ни при чем. Я барабанил пальцами по высокому челу своего неопохмелившегося друга и думал. В конце концов, я мог обойтись и без него. Похороны в десять. Больше часа там делать нечего. Значит, в двенадцатом часу мы могли бы встретиться, скажем, на автостанции. Я сочинил короткую записку, которую повесил на двери туалета, выпил чашку кофе и вышел на улицу. Свернув за угол дома, я сразу же попал под водяную струю. Поливочные машины, тужась, выжимали из себя фонтаны и медленно наступали на пропыленные знойные кварталы города. Следом за ними крались легковушки и грузовики, вспенивая колесами лужи на асфальте. Мне без труда удалось остановить первую попавшуюся легковушку.