Закон волка
Шрифт:
— Воды! — кричал я неизвестно кому. — Дайте воды и нашатырь!
Водила автобуса, сволочь, предупредительно поигрался дверями, закрывая и открывая их, затем плавно тронулся с места и покатил дальше, оставив нас с Лешей помирать. Когда облако пыли рассеялось, рядом с нами, словно ангел, появилась бабуля в белом платочке с зеленой бутылкой, заткнутой пробкой из скрученной газеты. Она налила воды в свою ладонь и тряхнула рукой над лицом Леши. Тот сразу вздрогнул, вздохнул и открыл глаза.
— Ничаво! — удивительно приятным голоском сказала бабуся
Я придерживал Лешу под голову, а он слабыми глотками пил воду из горлышка и сопел носом.
— Что со мной? — глухим голосом спросил он. — Где мы?
— Ну, дружочек, — ответил я, хватаясь за сердце, — ты меня невротиком сделаешь. Хоть бы предупредил, что голова кружится и душно. А то без всякой подготовки — хлоп! — и готов.
Я грешным делом подумал, что… Да ладно! Что было, то прошло. Встать можешь?
Леша кивнул, ухватился за мое плечо и приподнялся с земли.
— Голова кружится, — сказал он, прижимая ладонь ко лбу.
— У тянечек надо, — посоветовала бабуля. — И голову прикрыть. Куды ета вы собрались у таку жару? Дома б сидели.
Леша промолчал. Мы отъехали от Судака немного — на любой попутке можно было бы вернуться. Но я, покусывая губы, смотрел то на часы, то на шоссе, над которым дрожал раскаленный воздух и на котором черными вязкими лужами плавился асфальт.
— Тебе совсем плохо? — спросил я, с надеждой глядя на Лешу, в уме умоляя его проявить волевые качества и продолжить путь в Симферополь. Леша неопределенно пожал плечами и ответил:
— Да так. Хреновато.
Конечно, я поступал бесчеловечно по отношению к другу, но вернуться сейчас в Судак — значило надолго потерять патологоанатома, а вместе с ним и «кое-что любопытное».
— Послушай, а может, ты сам вернешься? — спросил я, удивляясь тому, какой сволочью могу быть.
— М— Да, — вместо ответа протянул Леша, встал на ноги, сделал шаг к шоссе, качнулся и схватился за тонкостволое деревце.
— Ай-ай-ай! — покачала белой головой сердобольная бабуся. — Совсем угорел. Да ен шас под машину свалицца!
Я сплюнул, чертыхнулся, подошел к Леше и снова взял его под руку.
— Ты сегодня с утречка на грудь не принимал? — спросил я его, и мой вопрос прозвучал цинично и грубо. Я снова чертыхнулся — на этот раз из-за обиды на себя самого — и уже был готов перевести Лешу на противоположную сторону шоссе, как к нам подкатил и остановился пропыленный «газик» с табличкой «Сельхоз „Мичуринский“, из него вышли две женщины, вооруженные тяпками, помахали оставшимся пассажирам и пошли через поле к селу, крыши которого белели под горой.
— Ну что, застряли? — крикнул нам водитель, нетерпеливо газуя. — Садится будете или нет?
— А куда автобус? — спросил я.
— В Симферополь, куда еще…
Это была судьба. Стараясь не смотреть на страдальческое лицо Леши, я подхватил его под мышки, словно он был парализован, и втащил в полупустой автобус.
Оставшуюся
Я даже не предполагал, что Леша может быть таким занудой. Во-первых, он серьезно страдал топографическим кретинизмом и ориентировался в Симферополе намного хуже, чем я когда-то в приамазонской сельве, отчего нам пришлось тыкаться из одного конца города в другой, пока мы нашли Ялтинское шоссе. Во-вторых, он все время жаловался мне на свое плохое самочувствие, беспрестанно лакал воду из питьевых краников, которые встречались на нашем пути, и я в уме поклялся себе, что больше никогда не буду брать Лешу с собой на серьезное дело.
Когда наконец мы доползли до дома сто двадцать восемь на Ялтинском шоссе, солнце уже почти скрылось за горизонтом. Я не думал о том, как в такой поздний час мы будем добираться до Судака — все автобусные рейсы давно закончились, — меня куда больше занимала предстоящая встреча с патологоанатомом. Если, конечно, он еще был дома.
Я поискал на двери калитки кнопку звонка, но ее не было, и мне пришлось постучать по синему почтовому ящику, который издал вполне громкий консервный звук. Ожидая увидеть на пороге дома этакого мрачного эскулапа, привыкшего иметь дело с покойниками, я был несколько удивлен, когда с крыльца к нам сошел плотненький невысокий мужчина в майке, с заметной лысиной, красными щечками, маленькими глазками и удивительно приятной улыбкой.
— Во! Сразу двое! — приветствовал он нас, расставив руки в стороны, словно мы были знакомы уже много лет. — И без бутылки! Вы ко мне, мужички, или просто так по ящику барабаните?
— Нам нужен Евгений Блинов, — сказал я.
— А это я и есть, — кивнул мужичок и стал открывать щеколду. — По какому вопросу, интересно, вы ко мне пожаловали?
Этот человек сбил меня с серьезного тона, на который я был настроен, и одномоментно снял раздражение, накрученное не без помощи Леши. Я хотел ответить ему гробовым тоном, что пожаловали мы к нему по поводу убиенной Милосердовой, но вышло совсем другое:
— Видите ли, ваш адрес дал мне Володя Кныш. Но он очень просил на него не ссылаться, что, собственно, я и делаю.
— А-а! — почему-то обрадовался Блинов, положил свои руки на наши с Лешей плечи и повел в дом. — Это тот блондинистый лейтенант с васильковыми глазками? Как он поживает? Как и прежде, распугивает своим большим пистолетом курортников на пляже?.. Вы самогонку пьете?
Из распахнутой настежь двери нам под ноги кинулась какая-то обезумевшая курица, и я просто чудом не наступил на нее. Блинов как-то смешно выругался, что-то вроде: «Чтоб щи из тебя прокисли!» Он первым зашел в дом. Мне достаточно было беглого взгляда по прихожей и комнате, чтобы определить жилище закоренелого холостяка, но все же я уточнил: