Закон Выброса
Шрифт:
– Да твою ж душу, – сплюнул Геращенко, которому тоже прилетели в шею и в лоб теплые и влажные шматки кровавой субстанции. – Приказываю, мать вашу, сукины дети: кто еще стреляться надумает – отошли в сторонку и развлекайтесь сколько хотите без ущерба для остальных. А то я смотрю, Данилюк вон блевать намылился, сухпай переводить на отрыжку. Приказ ясен?
– Так точно! – синхронно рявкнули спецназовцы.
– Ну, если так точно, то разойтись нах, и выдвигаемся к озеру.
…Выдвинулись оперативно, и, без особых проблем преодолев по бездорожью три километра, вышли к огромной низине, на дне которой раскинулось большое заболоченное озеро. А на берегу того озера притулилось сооружение, похожее на долговременную
Геращенко поднял бинокль и с четверть часа внимательно изучал местность вокруг объекта.
Обгорелые, а местами и расплавленные останки бронетехники, которая приехала сюда ранее с той же целью, с какой прибыл в эти места полковник, – да тут и остались навеки.
Вертолет на том берегу озера Куписта с еле различимым скелетом пилота в смятой кабине.
Воронки от усиленного бомбометания, успевшие заполниться водой с радужными разводами на поверхности.
И кости.
Много костей вокруг «бункера», обглоданных дочиста мутантами, которых наверняка прорва водилась в гнилом озере, вонь от которого доносилась даже сюда.
Геращенко опустил бинокль, слегка повернул голову и движением глаз подозвал радиста.
– Докладывай на базу, – приказал полковник. – На точку прибыли, приступаем к оперативным действиям по объекту. Пусть засылают вертушки с «сигарами» и грузом «консервных банок».
Радист послушно передал все сказанное начальством, после чего уточнил:
– Они спрашивают – вертушки точно с «банками» посылать? Это не повредит объекту? Просят подтвердить информацию.
– Подтверждай, – сказал Геращенко, вновь приникая к биноклю. И негромко пробормотал: – Я не собираюсь терять вторую половину личного состава в этом проклятом месте. Сначала я поджарю ракетами и напалмом задницу этого академика, а потом, если ему сильно повезет, привезу на Большую землю то, что от него останется.
Охранный киб торчал на своем месте, похожий на памятник мировому милитаризму – если бы какой-то скульптор решил отлить такое из металла. Черный непроницаемый облегченный экзоскелет с тонированным бронестеклом, полностью закрывающим лицо. В руках – куцый бельгийский автомат FN F2000 с подствольным гранатометом. На поясе – кобура с «Глоком» и нож той же фирмы в пластиковых ножнах, закрепленный на черной разгрузке.
Еще на кибе висели подсумки с гранатами, чехлы с запасными магазинами, наручники в чехле, стреляющий электрошокер «Тайзер» и куча всякого другого барахла, предназначенного для уничтожения либо нелетального обезвреживания противника. Академик Захаров не поскупился на снаряжение для своего детища – кибов он производил сам для охраны подземной лаборатории, а также для продажи торговцам и хозяевам сталкерских баров. В производстве модель относительно недорогая, надежная, максимально точно выполняющая приказы того, кто в ее программе указан как хозяин. А что еще надо заказчику? Послушный боевой раб, отлично умеющий убивать и усмирять – больше он ни на что не способен.
Профессор Кречетов брезгливо сплюнул на пол. Из человеческого у него немного осталось – язвить, когда Захаров либо его дочь проходят мимо, и плеваться. Один раз точно в макушку академика попал, после чего тот уменьшил подачу влаги в ротовую полость своего пленника. Теперь плеваться стало непозволительной роскошью для постоянно пересохшего рта, и вязкие, клейкие, мерзкие слюни приходилось копить часами, чтобы в один прекрасный момент коротко и наглядно показать свое отношение к происходящему.
Хотя, понятное дело, это никого не трогало. Кибу вообще было по барабану: хоть обплюйся, хоть
Впрочем, академик Захаров обрубок своего ученика беспомощным не считал. Потому, когда его самого либо его дочки-стервы не было в лаборатории, на пост заступал этот киб. Просто на всякий случай, мало ли.
И что не считал беспомощным – это правильно. Кречетов улыбнулся растрескавшимися губами. Живой враг – всегда опасный враг, даже если у него нет конечностей и двух третей туловища. Академик Захаров это прекрасно осознавал, но желание издеваться над поверженным и униженным противником было сильнее.
– Ты поплатишься, – прошептал Кречетов. – Ты ответишь за все. Дай только дождаться удобного момента.
Он расхохотался – и тут же поморщился от боли. Нижняя губа лопнула, из трещины вытекла капля крови, пробежала по подбородку, шлепнулась на пол. Киб лишь чуть повел стволом автомата в сторону Кречетова, словно фиксируя событие, но автомат через секунду вернулся в прежнее положение. «Обрубок не опасен, пусть делает что хочет» – наверняка такая установка была записана в матрицу киба. Что ж, тем хуже для него и всей этой проклятой лаборатории.
Профессор Кречетов просто ждал момента. Долго ждал. Много минут, часов, дней, каждый из которых он отмечал зарубкой в мысленном календаре.
И он дождался.
Внезапно в помещении стало теплее.
Заметно теплее.
Прямо скажем, жарко стало, Кречетов это кожей почувствовал. Словно в доменную печь заглянул – и залип, ощущая, как расплавленный металл дышит огнем в лицо.
Киб тоже заволновался. Ситуация была нестандартной, и полуробот-получеловек завертел головой, того и гляди отвалится от столь интенсивного вращения.
В рации, закрепленной на плече киба, раздался приглушенный голос. Чей – не понять, как и текст, тем голосом вещаемый. Профессор лишь смог разобрать «тревога», «нападение», «вертолеты», «напалм» и «приказываю прибыть».
Киб, воодушевленный приказом, сорвался с места и помчался к выходу из лаборатории. Ну а Кречетову разом стало все понятно, хватило информации, услышанной из рации.
Получается, те, кто разрушил научный комплекс Захарова, но не смог уничтожить его укрытие, пришли доделать свою работу. То, что это не какие-то местные группировки решили выкурить академика из его норы, было очевидно: хоть и круты те же «Борг» и «Воля», но напалма у них точно нет, как и вертолетов. Значит, это госструктуры решили окончательно свести счеты с непокорным ученым и его командой.
Но Кречетову было наплевать на то, что будет с академиком и его пристяжью. Наконец свершилось то, чего он так долго ждал: за ним впервые за много дней никто не присматривал, кроме равнодушного ока видеокамеры, вмонтированной в потолок. Но академику Захарову сейчас явно не до того, чтобы следить за камерами, потому имело смысл воспользоваться единственным шансом прямо сейчас.
И Кречетов воспользовался.
Он открыл рот и сильно клацнул зубами.
И еще раз.
И еще.
При этом керамика с нижних резцов крошилась от нагрузки, на которую не была рассчитана, обнажая стальные коронки с нереальными показателями твердости, закаленные в «жаре», а потом прожженные молниями «электрода». Подобные манипуляции с коронками из нитинола придали и без того твердому сплаву дополнительные характеристики прочности. И сейчас профессор этими коронками методично разрушал верхний резец, из канала которого был удален нерв, а в образовавшейся полости несколько лет назад Кречетов тщательно спрятал ключ к возможному спасению.