Закон Жизни
Шрифт:
Так, ударив со стариком по рукам, пожелав ему хорошего дня, и пройдя через небольшую калитку, я и оказался за внешним периметром. Причём, что показательно, первые признаки человеческого жилья появились только внутри — до того целый день были лишь абсолютно пустые поля и луга, лишь изредка перемежавшиеся небольшими рощицами и плодовыми садами.
В отличие от первой, сугубо функциональной, вторая стена внушала. Она выглядела, как грандиозный архитектурный памятник, созданный для того, чтобы подавлять и заставлять трепетать. Высокая, белоснежная, неприступная, с боевым ходом, прикрытым от непогоды нарядной синей черепицей, и с выступами массивных строгих башен, расположенных через равные промежутки друг от друга. А когда я подошёл поближе и присмотрелся, понял, что поверху
Сам проспект — к тому времени я уже знал, что он называется «Восточный» — нырнул, так и не сузившись, в грандиозные по своим размерам ворота, гостеприимно распахнутые даже несмотря на ранний час. Две створки, уходящие на многие метры ввысь, были сделаны из двух слоёв толстого дерева и обиты металлом, да не просто так — в фигурных чёрных завитках угадывались фигурки местных богов и какие-то сценки из мифологии.
Главная ирония заключалась в том, что эта грандиозная и прекрасная внутренняя стена, при всём своём масштабе и скрытой мощи, выполняла, судя по всему, чисто декоративную роль — в отличие от неприметной, наружной. Стражников, которые стояли в нишах и никак не препятствовали никому ни входить, ни выходить, я вообще сначала принял за декоративные доспехи…
И вот так я и попал, в собственно, город. Длинный гулкий проход вёл сквозь особо крупную и вытянутую в длинну воротную башню, похожую на небольшую самостоятельную крепость, и я будто прошёл какой-то портал: с другой стороны открылся совершенно иной мир.
Если снаружи не было ни одного дома выше двух этажей — видимо, запрещалось — за стеной меня встретили самые настоящие дворцы, опоясанные могучими колонадами. Их нарядно выкрашенны стены поднимались высоко вверх и весело поблескивали большими, под самые потолки, окнами. При всём при этом не возникало никакого впечатления тесноты и скученности, как было, например, в Южной Гавани, где высокие постройки буквально наползали друг на друга и на идущие вдоль них улицы. Проспект оставался всё такими же широким, встречные улицы уступали ему совсем немного, а дома окружали щедро рассыпанные вокруг парки и сады.
И я шёл дальше и дальше вглубь, глядя, как большой город медленно пробуждается, стряхивая с себя дрёму, наполняется смутными звуками и спешащими куда-то людьми, и невольно любуясь этим. Сам себе напоминал при этом провинциала-деревенщину, впервые выбравшегося из своей глухомани в более-менее приличное место, который взирает с открытым ртом на окружающие красоты.
Но, конечно, о своей миссии я ни на секунду не забывал. Словесных описаний, данных мне гномами, оказалось вполне достаточно, чтобы я ни разу не заблудился, всегда сворачивая именно там, где надо, и в конце концов достиг цели — простенького трёхэтажного домика на второстепенной улице, в окружении каких-то сараев, спрятавшихся за высоким каменным забором. Фасад здания выходил прямо наружу, и на торчащей из него железной стреле висела деревянная дощечка с яркой надписью: «Южная Гавань». Видимо, хозяин не особо напрягался, придумывая название для своего заведения, и взял название города, наверняка кажущегося для местных чем-то вроде тёплого курорта.
Мне надо было внутрь. Встав у массивной деревянной двери, я посмотрел в несчастные глаза вмурованного в неё чугунного льва и потянул за массивное кольцо, зажатое в оскаленных зубах. Глухой добротный звук ушёл куда-то внутрь и бесследно растворился в утренней тишине. Никто не ответил, не послышалось ничьих шагов или окриков. Подождав немного, я потянул дверь на себя. Оказалось открыто.
Миновав ещё одну дверь, тоже не запертую, я оказался в просторном помещении. Через высокие решётчатые окна проникало немного света с улицы, где уже достаточно рассвело, и я огляделся. Вокруг белели скатертями плотно стоящие столы, окружающие их изящные стулья изгибали высокие резные спинки, у одной из стен виднелся камин, с противоположной стороны темнела высокая стойка. Отдельное внимание обращала на себя шикарная люстра
Голоса, раздавшиеся откуда-то из дальнего конца зала, заставили насторожиться, и я пошёл на них. Высокий мужчина в белом переднике поправлял скатерть, а другой, в уличной одежде, оживлённо жестикулировал.
— Ты меня слышишь вообще? Я зашёл за завтраком! Зав-трак! Есть хочу!
Тот, что поправлял скатерть, будто опомнился и поднял голову.
— Да. Слушаю.
— Зав-трак! Я хочу заказ сделать!
Немного подумав, будто не соображая, мужчина в переднике кивнул.
— Яичницу и жареный хлеб, как всегда! Ну!
Мужчина опять кивнул.
— И? Тебе не надо пойти, сказать повару? А?..
Ещё краткий миг задумчивости. Передник развернулся, подошёл к какой-то двери, заглянул в неё, сказал: «Завтрак!», и вновь пошёл поправлять скатерти и расставлять приборы. Потом, будто опомнился, и поднял взгляд на посетителя:
— Повара нет. Завтрака не будет.
— Ч-что? Да ты издеваешься, Дир?! Ноги моей больше не будет здесь!
Посетитель развернулся на месте и быстрым, рассерженным шагом удалился, пройдя мимо меня и чуть не задев плечом. Громко хлопнула входная дверь, а названный Диром вернулся к прерванному занятию, будто так и не увидев меня. А может, увидев, но не придав значения.
Я осторожно подошёл к нему и встал рядом. Ноль реакции. Что с ним? Пьян, наркотики? Нет, вряд ли. Запаха нет, зрачки нормальные. А вот покрасневшие, набухшие глаза, будто долго плакал… Да, этот человек явно не в себе, и причина тому не какие-нибудь вещества. Я взял за рукав и осторожно дёрнул, заставляя обратить внимание на себя и заглядывая в глаза:
— Уважаемый! Я могу чем помочь?..
Глава 54
Мы шумно вваливаемся в помещение магазина, впуская морозный воздух внутрь. С обуви сваливаются целые сугробы снега, который отнюдь не спешит таять — внутри не так уж и тепело, от неплотно закрытой двери дует по ногам. Под потолком две тусклые, засиженные мухами лампочки — само собой, засиженные заранее, ещё летом. Сейчас мушиное племя спит, готовит силы для следующего сезона. На стене висит плоская проекция искусственной ёлочки, с едва обозначенными украшениями. Там же протянута мигающая гирлянда, придающее убогому помещению жалкое подобие праздничности..
Я уже понимаю — это опять сон. Вокруг, в моей реальности, ничего такого нет и быть не может. Невольно сглатываю ком. Так тянет туда, в неведомое, туманное прошлое, к забытым друзьям и женщинам, к своему старому дому, незавершённым, скорее всего, делам… Но я знаю, что это ненадолго. Скоро меня выкинет назад, в суровую действительность. И начинаю внимательно следить за происходящим, впитывать каждое мгновение, каждое ощущене. Они останутся со мной, их жизнь не сможет отобрать.
За прилавком — угрюмая бабка, укутанная в какой-то тулуп и в шапке. Она равнодушно смотрит, как мы заходим и начинаем выбирать алкоголь и всякую нужную мелочёвку. Мы — это я, спокойный здоровяк Джон, с чуть кудрявящимися, всклокоченными волосами и намечающейся лысиной, весельчак Димон, сильно семитской наружности, с маленькими хитрыми глазками, и две девчонки — Лера и Таня. Лера светленькая, и нравится мне. Она очень красивая, хотя и с отнюдь не ангельским характером. Таня тёмненькая, и не нравится мне, но зато — Тане явно нравлюсь я. Всем лет по двадцать. Смотря на каждого, я будто получаю краткое досье, но не из данных, а из ассоциаций и мимолётных воспоминаний. Без деталей, но отдельные моменты всплывают довольно ясно.
Зачем мы пришли — известно. В доме Джона, где мы празднуем новогодние праздники, кончился — какая неожиданность — алкоголь. Пришла пора совершить вылазку в ближашее сельпо, дабы пополнить запас огненной воды. Говорят, её тут у туземцев можно обменивать на такую бесполезную глупость, как деньги. Которых мы с миру по нитке набрали со всех, прикинув, что ещё на пару-другую бутылок чего-нибудь покрепче и на запивон должно хватить, после чего пошли на добычу, как самые ответственные и страждущие.