Законы Беззакония
Шрифт:
Напоследок, с унизительной снисходительностью потрепав учителя по голове, я шагнул в коридор, оставив за собой тихий отзвук смеха. По пути я внутренне ликовал, что наконец-то поставил Сергея Петровича на место, хотя, признаться, можно было и лицо ему набить, а не ограничиваться столь сдержанным "напутствием". Однако пачкать кровью костюм в первый же день не хотелось — это уже перебор. Ноги несли меня сами, будто подчиняясь незримому ритму, по коридору, тихому, как кладбище в часы уроков. И, честно говоря, эта тишина мне даже нравилась. Через несколько минут я уже стоял у двери кабинета директора.
— Здравствуйте Константин Петрович! Восклицал я входя внутрь, где за стулом сидел утомленный директор, небрежным движением руки заполняющий документы.
— И тебе не хворать. Дай угадаю: опять устроил сцену с Сергеем Петровичем? — отозвался директор, подняв на меня взгляд. Он оторвался от бумаг, ослабил галстук, до этого плотно сжимавший
— Не могу отрицать, — произнёс я, садясь на стул напротив. — Но как вы так оперативно прознали?
— До столь очевидной вещи можно догадаться и без особых усилий. А ещё у меня внучка учится в вашем классе. Изрек он пожав плечами.
— Ясно. Но неужели вы меня даже не отругаете?
— Может, мне уволить его нахрен? Надоел каждый день устраивать сцены, — произнёс директор, игнорируя мой вопрос.
— Я двумя руками за!
— Кто бы сомневался, да только Сергей учитель высшей категории, уволю и где найду педагога сопоставимого класса, по среди учебного года.
— Да в любом приюте для бездомных, специалистов подобного класса десятки!
— Не спорю. Но мне для отчётности нужен документ, понимаешь, красный такой, если видел. Тот, что подтверждает успешное окончание университета, — произнёс Константин, подхватив насмешливый тон.
— Организую, — ответил я, вспомнив об Аркадии Захаровиче, родном брате Алексея, который торгует в магазине игрушек.
— Отлично. Как только приведёшь своего кандидата, сразу подпишу заявление об увольнении Сергея.
— Договорились. Только вот я хотел обсудить с вами ещё кое-что…
— Хочешь перевестись на домашнее обучение? — перебил меня директор
— Как вы узнали? Вопрошал я в этот раз обалдев.
— Ну знаешь у директора охранного агентства "74 округ" может быть немало дел.
— Я не директор.
— На бумаге нет, а на деле? У меня тоже в этих отчётах семьдесят восемь мероприятий за три месяца а на деле... То ли два то ли три...
— Ладно не буду отрицать но как мне перевестись?
— Элементарно через неделю организуем тебе экзамены по всем предметам-сдашь с лёгкостью переведёшься.
— Спасибо! Кстати у вас есть знакомые журналисты? Скажем из "Армады"?
Глава 17
Михаил Борисович
Одиннадцать часов ночи. На улице свирепствует неистовый ливень, а я сижу в старой «Волге», ожидая мгновения, о котором грезил два долгих года. Руки предательски дрожат в предвкушении. За лобовым стеклом — лишь мутная пелена, и я включаю дворники, чтобы разглядеть хоть что-то в этой водяной мгле. Однако за просачивающейся тьмой виднеется лишь непроглядная чернота, поглотившая всё вокруг. На душе скребутся тревога и тоска, а погода, словно сочувствуя, вторит моему смятению. Но мои чувства не имеют значения: сегодня день отмщения. День, когда я наконец отомщу за Катю, покойную сестру. Она была светом для всех окружающих — энергичной, доброй, эмпатичной, помогала всем, даже тем, кто этого не заслуживал. Выхаживала больных животных, ухаживала за стариками и, что самое главное, всегда поддерживала меня. Вспоминаю, как в семь лет я подбежал к ней с ужасным рисунком домика, заявив, что стану художником. Все, кроме Кати, меня засмеяли. Помню её сияние, когда она объявила, что Олег сделал ей предложение. Как она выбирала платье, предвкушая свадьбу… Но тот день, когда Тимофей её обесчестил, напротив пробуждает во мне всё самое тёмное, яростное, бесчеловечное. Не в силах сдержать нахлынувший гнев, я открываю бардачок. Там лежит пистолет Стечкина. Сжимая его, я представляю, как спускаю всю обойму в лицо Тимофею. Его страх, отчаяние, бездыханное тело… Становится легче. Но ещё не время, нужно дождаться сигнала, поэтому пистолет я кладу только в карман длинного двубортного пальто. А пока, чтобы скоротать время, достаю пачку сигарет, обычных безымянных самокруток. Если приглядеться, мы с ними даже чем-то похожи: красивая и свежая оболочка, скрывающая низкокачественный табак из прожилок и требухи. Прямо как я, каждый день в университете пытающийся казаться светлым и добрым, помогать другим, как сестра. Но это не я… Это лишь погоня за её образом. Истинный я — это тот, кто сейчас сидит в этой машине и мечтает об убийстве Тимофея. Всё-таки Антон был прав. Затяжка — едкий дым расползается по машине клубящимися волнами.
Откинувшись на жёсткое сиденье, я погрузился в ностальгию о днях давно минувших, как вдруг зазвенел телефон. Вытащив его из кармана, я увидел уведомление от Нади. Сообщение было кратким, но неумолимым: «Пора». Прочитав, я открыл дверь и вышел на улицу. Дождь лил без устали, а сигарета в моих пальцах то затухала, то вспыхивала с новой силой, словно сопротивляясь неизбежному. В конце концов, она уступила стихии, погаснув в мгновение ока, будто и не горела вовсе. Как человек, не оставивший после себя и следа. Подойдя к домофону,
— Здравствуйте! — прозвучал её звонкий, детский голосок, когда она, наконец, заметила меня. С улыбкой вышла из лифта и, словно порыв ветра, умчалась по своим делам. На ней была розовая куртка, а сверху — прозрачный дождевичок. Видимо, она собиралась прыгать по лужам. Ух, наверное, ей пришлось изрядно постараться, чтобы уговорить маму отпустить её, — подумал я, входя в лифт и нажимая на девятку. В голове всплыли воспоминания о детстве: как мы с сестрой упорно умоляли отца отпустить нас погулять, а он лишь крутил пальцем у виска, говоря: «Куда в такую погоду? Посмотрите, какой дождь!». Хорошее было время, время, когда Катя была жива. Если бы не Тимофей, оно бы и дальше продолжалось. Подумалось мне украдкой, я вновь сунул руку в пальто и нащупал пистолет. А тем временем я уже оказался на девятом этаже, поэтому собравшись с силами подошёл к квартире с номером сорок два, и постучал трижды в дверь, как и было обговорено, готовый в любую секунду вскинуть Стечкин к виску Тимофея. Пару секунд — и дверь открылась. Только вот перед ней была не Надя, а Тимофей, держащий в руках пистолет. Для осознания этого факта мне понадобилось лишь полсекунды, за которые я успел вытащить оружие и быстро навёл его на врага, однако всё было тщетно, ведь времени моего промедления было достаточно чтобы Тимофей успел дотянуться до спускового крючка. Мгновение — и тело подкосилось под страшной тяжестью, а из живота обильно хлынула кровь, я упал на пол. Стало холодно, а лицо Тимофея исказилось в страшной гримасе, и он принялся пинать меня ногами. Я чувствовал: конец близок. Прости, Катя, я не смог… Прости, Олег, я оказался слишком слабым.
******
Тимофей Вадимович
—Чёрт! Чёрт! Чёрт! — завопил парень, оглашая квартиру отчаянным криком, и в исступлении схватился за лицо. — Они реально пытались меня убить! Меня! Убить! — Тело его затряслось, он обхватил себя руками, будто пытаясь удержать рассудок. — Если бы не Пётр, я бы уже был мёртв! Мёртв, как этот ублюдок у двери… Страшно, так страшно… — Тимофей поддался бреду, его голос дрожал. — Ну что, думал, сможешь, а? — снова закричал он, подойдя к бездыханному телу Михаила. — Говори! — продолжил он, начиная бить уже мёртвого человека ногами, топтать, пинать, насмехаться. Закончил своё представление тем, что разбил об него стул, разлетевшийся в щепки. Убедившись, что Михаил не только мёртв, но и осквернён, он потащил его за ноги к дивану, рядом с которым уже лежала Надя. Её тело, изуродованное страшными ранами, казалось воплощением невыносимой муки. Разорванная рубашка и юбка обнажали истерзанную плоть, а на глазах, застывших в вечном ужасе, застыли слёзы — горькие, тяжёлые, словно выкованные из свинца. Щёки её были изрезаны, ноги сломаны. Тимофей не просто лишил её жизни — он подверг её пыткам, оставив на теле следы нечеловеческой жестокости. Именно поэтому Михаил получил сигнал действовать на полчаса позже оговорённого. Это сообщение было делом рук Тимофея, но чтобы получить пароль от телефона, ему пришлось замучить бедную девушку до такого состояния, в котором начал бы болтать почти любой обученный солдат. Немного успокоившись, Тимофей вновь взглянул на поверженного врага, и что-то внутри подсказало ему, что он его знает. Сосредоточившись, он погрузился в чертоги разума и вспомнил! Вспомнил, что мёртвого парня звали Михаил, и он был братом Кати. Осознав это, Тимофей безумно ухмыльнулся и пробормотал вслух: «Сладкая была девчонка». Облизнув губы, он, всё ещё с безумной улыбкой, достал телефон и набрал хорошо знакомый номер. Два гудка, и с другой стороны трубки послышалось:
— Слушаю.
— Алё, Петя, ты ещё снизу? Отправь ребят убрать мусор.
******
Двенадцать часов ночи, девять мужчин, сидят за столом на складе, на их лицах можно разглядеть разные эмоции от самой глубокой скорби на лице Афанасия, до животной ярости охватившей Кирилла, один только Андрей был равнодушен, его глаза были странными пустыми, стеклянными.
— Думаю, нам следует обсудить произошедшее, прежде всего, я хотел бы сказать что доверяю каждому из собравшихся как себе, однако факт остаётся фактом, кто-то слил информацию. Начал я, оглядев всех собравшихся, а самому на душе было так паршиво, что хотелось просто напиться до беспамятства.