Законы Беззакония

Оратор

— Ерунда.

— Глеб! — восклицал я строгим голосом, устремив взгляд ему в глаза.

— Сорок восемь тысяч, но ты не парься, я уже из своей зарп…

— И нафига ты это сделал? — перебил я товарища. — Значит так, возьми эту сумму из нашего бюджета, это твои деньги, заработанные тяжёлым трудом.

— Спасибо, конечно, Артём, но на что мне деньги? Квартира досталась от родителей, жены у меня нет.

— Ой, началось! Не нужно мне тут причитать о своей холостяцкой жизни, как слышу, у самого сердце кровью обливается.

— Тебе-то что, ты-то молод, — буркнул Глеб.

В ответ на что я лишь тяжело вздохнул. Фактически Глеб был прав, мой биологический

возраст действительно был крайне невелик, но на самом деле я был немногим моложе старшины.

— Слушай, Артём, не хочу лезть тебе в душу, но я одного в толк не возьму: как ты в шестнадцать лет настолько чётко руководишь людьми, что создаётся такое ощущение, будто ты лет десять этим занимаешься, и навыки стрельбы с рукопашным боем… Такого нельзя добиться, изучая теорию, да книжки заумные читая.

— Ну, во-первых, не шестнадцать, а семнадцать позавчера исполнилось.

— А чего не сказал?

— Не хотелось отмечать, да и если бы мы в пятницу начали бы "отмечать", то утро субботы встретили бы явно не в самом боеспособном состоянии.

— Твоя правда.

— Что касается лидерства – это простой расчёт, узнаю сильные стороны каждого и стараюсь использовать. Прямо как старик Del Piero, чуть не вылетело у меня с уст, но в последний момент я сдержался.

— Понимаю, но Кирилл говорил, что до недавнего времени ты вёл себя абсолютно по-другому, будто иной человек, — не унимался Глеб.

— Он прав, ведь, видишь ли, мозг устроен так, что пытается стереть все горькие воспоминания… Они понемногу блекнут, как увядающие цветы, но потом вновь всплывают невзначай и причиняют боль, куда сильнее физической, — произнес я искренне, предаваясь воспоминаниям о минувших днях.

— Понимаю, — согласился Глеб, его руки затряслись. — Как вспомню тех нигерийских детей, что попали на мину, — его глаз также задергался.

******

Кирилл Александрович

День выдался насыщенным. В компании Глеба и двух священнослужителей молодой человек изшагал всю Благодатную, вдоль и поперёк, тело его ломило, а колени ныли так, словно ему не семнадцать, а семьдесят. Но эта усталость, словно нежное объятие, окутывала его, погружая в сладостную полудрему. Кирилл привычно вышел на остановке и, заворожённый, направился домой, в то время как его мысли блуждали где-то вдали. Единственным желанием, овладевшим его разумом, было стремление погрузиться в горячую ванну и отдохнуть. Однако, на подходе к дому его поразила картина, разорвавшая оковы мечты — на бетонной дорожке рядом с соседней пятиэтажкой лежала девушка. Очаровательная, с длинными русыми локонами и большими голубыми глазами, полными слёз. Её руки были покрыты синяками, а на теле красовались лишь рваная футболка и короткая юбка; ни олимпийки, ни куртки. Бедная, наверняка, ей холодно.

— Привет. Поздоровался он опустившись на корточки и протянув свою куртку.

— Что это...? Вопрошала она вытирая слёзы и устремив на Кирилла свой взгляд.

Господи! Как же могут человеческие глаза быть столь прекрасными, словно сапфиры, промелькнуло у парня в голове.

— Куртка. Буркнул он беспристрастно.

— Зачем?

— Что зачем?

— Зачем ты мне её даёшь, я ведь... Я ведь не смогу её вернуть.

— Это и не важно, мне будет достаточно того что с утра в сводке новостей когда я буду сидеть

за чашкой кофе, не будет сообщений о замершей насмерть дурочке. Ну бывай! Бросил он, намереваясь уйти.

— Стой! — закричала она, крепко схватив его за руку. Снова разрыдавшись, произнесла: — Приюти, пожалуйста, на ночь!

— Знаешь, когда я назвал тебя дурочкой, меня начал терзать стыд за то, что оскорбил незнакомого человека. Но теперь, услышав, что ты ищешь приют у случайного мужика, моя совесть вдруг дала задний ход, — произнес Кирилл в лучших традициях образцового сноба.

— Пожалуйста, — ответила девушка, проигнорировав его слова. — Если нужно, я готова… — добавила она, дрожащими губами.

— Боже упаси! — провозгласил Кирилл, перекрестившись. — Ну пошли, дурочка, совестно будет, если ты реально замерзнешь, — сказал он, ухватив ее за холодную руку и ведя к подъезду, чуть сгорбившись из-за тридцатисантиметровой разницы в росте.

— Проходи. Произнёс он открывая дверь своей квартиры.

Услышав что девушка осторожно вошла окинув её взглядом, и разулась оставив кроссовки тридцать восьмого размера, на коврике с надписью, "Добро пожаловать"!

— Как зовут? Бросил Кирилл, небрежно стянув кроссовки и раскидав по сторонам.

— Катя. Едва слышно процедила девушка сквозь зубы всё ещё дрожащие от холода.

— Значит так, Катя, постельное бельё лежит вон в том шкафу. Не смотри на меня так — оно чистое, ещё мама стирала, — добавил он, понизив голос. — Спать можешь вот здесь, — произнес Кирилл, открывая дверь в свою комнату.

На это девушка лишь удивлённо хлопнула глазками, собравшись с духом, и спросила:

— А ты?

— А я на диване.

Получив ответ, который, казалось, порадовал её, Катя засуетилась и скрылась в ванной, где аккуратно стерла следы слёз. Вернувшись, она заботливо приготовила постель, сняла потёртую одежду и, свернувшись калачиком, укрылась мягким одеялом. В это время Кирилл, не желая её беспокоить, заварил себе чай на кухне. Закончив, он вымыл кружку и направился в комнату к Кате, чтобы поговорить и выяснить, что же всё-таки с ней произошло. Постучавшись трижды и не дождавшись ответа, он тихо вошёл внутрь, где пред его взором предстала девушка, заботливо укутанная одеялом.

— Видно, не судьба, ладно, выясним завтра, — произнёс Кирилл и, не желая больше наблюдать за девушкой, покинул комнату. Ведь, несмотря на хорошее воспитание, противостоять соблазну, видя перед собой беззащитную Катю, было бы нелегко.

Через двадцать минут он уже лежал в ванне, наполненной не просто горячей водой, а почти кипятком, в который, ослепленный внезапным порывом, нормальный человек непременно закричал бы, как резаный. Время, словно распущенный ураган, пронеслось мимо, и ощущение обжигающей влаги, подобно огненному поцелую, охватило его тело. Струи пара взмывали в воздух, окутывая пространство пленительным туманом, лампочка то угасала, погружая всё в томительную тишину, то внезапно восходила, взрываясь сиянием, которое омывало всё вокруг ослепительным светом. А на мокром полу лежала пепельница, в которую Кирилл скидывал пепел тлеющей сигареты. В его голове проносились образы: детство, новый год, десятый день рождения, родители, монотонное мамино бурчание, лихо закрученные отцовские усы. Даже вспомнилось, как мать однажды, застав отца курящим в ванной, окатила его тапком. Уголки губ невольно расплылись в улыбке. «Интересно, будь она жива, прописала бы мне тапком?» — всплыл в голове Кирилла вопрос, на который его сознание дало сиюминутный утвердительный ответ.