Законы улиц
Шрифт:
Ханыгин помолчал.
– Его баба, Светка… У нее есть брат. Родной брат, младший. Его зовут Толя. Мы с ним познакомились на суде.
– Тогда, пять лет назад?
Ханыгин кивнул.
– Жилу судили и по другим статьям. К этому времени суд по разбоям уже прошел. Мне дали условку, Шкету и Рыжему по семь лет. Само собой, я пошел на приговор Жиле. Хотел знать, сколько ему дадут… Там и познакомились с Толяном.
Это было что-то новенькое, о существовании брата Аксенов не знал. ФСИН им тоже по какой-то причине не интересовались.
– Значит,
– Он ко мне тогда подошел. Поблагодарил даже за сестру. Мол, спасибо, что помог закрыть эту суку. Он ненавидел Жилина. Толик любит сестру, а Жилу он боялся всегда. Знал, что он Светку под монастырь подведет… Но самому Жиле ни слова не говорил, сами понимаете.
– Еще бы, – Аксенов вспомнил могучую комплекцию Жилы.
– Толик мне позвонил. Недели полторы-две назад. Сказал, что Жила возвращается. Он Светке звонил. Сказал, что он будет меня искать. Вроде Жила даже Светке по телефону сказал, что хочет… предъявить мне хочет.
– И ты решил поднять денег и лечь на дно?
Ханыгин помолчал.
– Я хотел увезти Валю в Крым. Русское средиземноморье… Мы там были пару лет назад. Она влюбилась в Крым. И я хотел увезти ее туда, на море. Найти себе какую-нибудь работу. Снять квартиру, пока наш дом будет продаваться. А потом свой угол купить. Начать жизнь заново…
Ханыгин не выдержал и заплакал.
– Ничего не понимаю, – покачал головой Долгов. Капитан ФСИН действительно выглядел озадаченным. – Жила столько сил убил, чтобы свалить с зоны – ради чего? Отомстить Ханыгину? Ну отомстит, а дальше? Ему дали 25 лет строгача, хотя обвинение, кстати, пожизненное требовало. А теперь ему уже без вариантов пожизняк светит.
– Думаю, он в курсе, – отметил Фокин.
Они сидели в кабинете опера ФСИН. Каморка была похожа на кабинет обычного опера – и одновременно не похожа. Такие же стол и сейф, увешанные ориентировками и агитками стены, но ко всему этому примешивался какой-то неразличимый строгий, почти военный антураж.
– Сейчас Жиле 38 лет, – сказал Аксенов. – А куковать ему осталась целая двадцаточка. Выйдет уже стариком. Может, понял, что жизнь уходит.
– Да хрен его поймешь, – проворчал Долгов. Найдя на столе бумажку, пробежал глазами. – Значит, пожарные говорят, в доме бардак царил, все раскидано?
– Он что-то искал перед тем, как спалить там все, – кивнул Аксенов.
– Что?
– Думаю, деньги. Его сейчас ищет каждый мент в городе. По-хорошему, ему надо валить куда-нибудь, подальше отсюда. Но для этого нужны бабки.
Долгов нахмурился.
– Но бабок в доме он не нашел?
– Их нашли мы, – отозвался Фокин. – Тридцать штук и техника, которую Ханыгин еще не успел толкнуть. Так что в доме Ханыги Жила не смог вообще ничем поживиться.
– Ладно, – перешел к делу Аксенов. – Брат Кибиревой. Что у вас есть на него, Вась? Вы вообще по нему работали?
Долгов достал из открытого сейфа тонкую папку.
– Обижаешь. Анатолий Кибирев, 24 года.
– Наружку к нему не приставляли?
– Жила спал с его сестрой, а не с ним. Если к каждому ее родственнику приставлять наружку, никакой наружки не хватит… – Долгов порылся в бумагах. – Да и вот данные по наружке за самой Кибиревой. За неделю брат ни разу у нее не показывался. Хотя они пару раз созванивались.
– За неделю, – отметил Аксенов. – Братец еще до этого знал о Жиле. И предупредил Ханыгина, чтобы сматывал удочки.
– Может, Жила у него затихарился?
– Вряд ли. Жила не станет доверять пацану, который, к тому же, терпеть его не может. Скорее всего, Толя узнал о Жиле от сестры.
– Но проверить Толю все равно надо, – сказал Долгов. – Кто займется?
– Ясен перец, вы, – развел руками Аксенов. – Наша работа – разбойные нападения.
Двое оперов ФСИН взяли на себя слежку за Толиком. Когда на следующий день утром парень отправился на работу, неспешно выходя из подъезда с сумкой на плече, один из оперов сразу набрал телефон Долгова.
– Кибирев ушел. Что нам делать, вести его?
– Разделитесь. Один пусть следует за пацаном, а второй начинает опрос соседей.
– Понял.
– Только по-тихому! Я не хочу, чтобы потом весь дом гудел, что пацаном силовики интересуются.
Опер вышел из машины, которая завелась и покатила вслед за Кибиревым.
Для опроса соседей ФСИН подтянул местного участкового, который знал свою территорию и мог подсказать, в какую дверь лучше не стучаться. Опер и полицейский показывали жильцам фотографию Жилы, но каждый качал головой.
– Никогда не видела. Я бы запомнила такую рожу, честное слово. А Толик хороший парень. С девушкой какой-то встречается. У них всегда тихо, спокойно. К нему никакие бандюганы не ходят, особенно такие, – соседка с негодованием ткнула в фотографию. А вот второй сосед при виде снимка удивился:
– Конечно, видел.
– Серьезно?
– Ну да! По телевизору. Говорят, этот громила из тюрьмы сбежал, да?
– По телевизору это понятно, – вмешался участковый. – Здесь вы его видели? Например, с вашим соседом из 36—й квартиры, с Толей Кибиревым?
Сосед, как и остальные, покачал головой.
А Аксенов и Фокин вовсю занимались закреплением материала по делу Ханыгина. На второй день, когда основные бумаги были переданы следователю, Аксенов выкроил время для встречи с Гулливером. Он был хозяином крохотной пивнухи, расположенной в темном полуподвале. Открывая пивную, Гулливер над названием думал не долго – и назвал пивную просто и со вкусом – «Гулливер».
Когда Аксенов спустился в пивнуху, внутри сидели лишь двое забулдыг, тоскливо похмеляясь после вчерашнего. Гулливер кивнул Аксенову, усевшемуся за крохотную стойку.