Залечь на дно на Солстхейме
Шрифт:
— Я ошибся, — буркнул Корир.
– Воздух здесь не лучше
Мясник, очевидно, совсем не следил за этим местом, да и вообще не похоже, что здесь кто-то помимо злокрысов вообще живёт. Да и те, возможно, уже давно покинули этот дом: их помёт на полу давно засох. Какой-либо мебели, кроме перевёрнутого деревянного стула, сундука и платяного шкафа, здесь не было.
— Эй, смотрите! — позвал Онмунд. — Кажется, этим Мясником всё же кто-то интересуется!
Молодой волшебник предъявил несколько написанных на скорую руку некой Виолой Джордано листовок.
— Не очень активно интересуются, — фыркнула Блёнвенн.
Правитель Винтерхолда
— Идите сюда!
Молодые волшебники кинулись на зов. Бретонка призвала ещё пару светлячков, позволивших, наконец, рассмотреть, чем занимается этот сумасшедший убийца. На деревянном столе валялись покрытые остатками мяса и крови кости, вокруг валялись копии древненордских инструментов для бальзамирования тел, полы и стены были покрыты засохшими пятнами крови. Видавшая виды Драконорождённая держалась спокойно, Онмунд побледнел, едва держался на ногах — не то от стоявшего запаха, не то от увиденного. Корир старался смотреть в никуда, не думать о том, что один сумасшедший для чего-то жестоко расчленял своих жертв, совсем молодых девушек, которым уже не суждено стать матерями.
— Каким поцелованным Шеогоратом отродьем надо быть, чтобы так делать? — недовольно поинтересовался юноша.
Девушка прошла вглубь комнаты, взяв с разделочного стола переплетенную в грубую кожу записную книжку и принялась изучать.
— Не думаю, что Шеогоратом, — заметила она. — Кажется, этот Мясник затевает некромантский ритуал.
Ярл Винтерхолда хотел привычно заворчать — но желудок сжало противным спазмом. Не в силах больше здесь находиться, мужчина предпочёл выйти на улицу, отдышаться, следом за ним вышел и Онмунд. Драконорождённая же не торопилась на улицу, любопытство пересиливало брезгливость и страх, потому девушка предпочла ещё немного порыться в вещах Мясника.
Под одной из полок Блёнвенн заметила отблески металла; бретонка присела на корточки, подцепив блестевший предмет рукой. У неё на руках оказался старинный амулет, немного грубый, но не лишенный странной привлекательности. В центре красовался малахитовый череп, окруженный резной серебристой каймой, плавно переходившем в кольцо, на которую крепился эбонитовый шнурок. От самого амулета исходила тёмная, древняя магия, при одном взгляде на него казалось, что его носителю будут доступны все секреты школы колдовства, что с его помощью можно поднять армии мертвецов или вызвать из Обливиона легионы даэдра. Казалось, что если надеть этот амулет сейчас, сама смерть отступит, но в тоже время ощущалась странная слабость — казавшаяся ранее не такой тяжелой булава становилась совсем уж неподъемной.
— Ты идёшь? — недовольный крик Онмунда отвлёк девушку от мыслей.
— Да, сейчас!
Архимаг, спрятав находку в котомку, вновь направилась к сундуку, где молодой волшебник нашёл листовки от Виолы Джордано, предпочла осмотреть его снова. На дне, под горой бумаги, лежала ещё одна переплетённая в кожу записная книжка. Девушка бегло пролистала его. Ни имён, ни каких-либо указаний. Только одна
— Пошли уже отсюда!
— Всё, иду!
По пути в дом Брунвульфа девушка обдумывала всё, что увидела за сегодня. Мясник затевает некромантский ритуал. Древний ритуал, раз для него понадобилось древнее альдмерское заклинание. Сложный ритуал — раз он нашёл где-то этот древний амулет, придающий магических сил. Что это за ритуал? Что это за амулет? Ответов у Драконорождённой не было, их могли дать только проведённые в библиотеки Коллегии часы, если не дни и недели. Может, посетить виндхельмского придворного мага? Вунферт Неживой в хороших отношениях с Финистом Гестором, и переписку они ведут не только частную. Анкано не только донимал всех бесполезными речами о собственном превосходстве над окружающими — в приступе не то паранойи, не то чрезмерного талморского усердия он мог без разрешения вскрывать чужие письма и изучать их, оправдываясь заботой о безопасности Коллегии (и, разумеется, не забывая проверять угрозу талморским интересам). Он иногда зачем-то выкладывал девушке, с кем и о чём переписываются её подопечные — возможно, надеясь выслужиться, возможно, желая навлечь гнев молодого архимага на неугодного себе члена Коллегии. Только никакой пользы эти выступления (иначе эти брызжущие слюной речи Блёнвенн назвать не могла) альтмера не несли, и талморец лишь наживал ещё больше неприязни к себе.
— И что мы имеем? — с неким раздражением поинтересовался Корир. — Какого-то сумасшедшего колдуна, решившего убивать нордских женщин?
— Ещё этот колдун любит всякие древности и альдмерскую магию, — продолжила Драконорождённая. — Корир, не вздумай начинать. Если этот ненормальный в Коллегии и состоял, его ещё Арен пинком под зад турнул.
Правитель Винтерхолда промолчал. Конечно, он догадывался, что этот сумасшедший в Коллегии не состоит, и в Винтерхолде давно не живёт. С другой стороны, он просто не находил слов — прав был Онмунд, когда обозвал этого колдуна поцелованным Шеогоратом отродьем.
— Брунвульф, а в городе волшебники есть? — поинтересовался молодой волшебник.
— Я знаю только про придворного мага. Может быть, Хелгрид иногда практикует. И эльфы наверняка тоже что-то умеют.
— А расскажи про вашего Каликсто Корриума.
Старик немного презрительно ухмыльнулся.
— Что про него сказать? Говорят, он много путешествовал. Собирал везде всякие, вроде как, древности. Теперь держит в городе музей. Как-то раз я там был — и не скажу, что… это что-то впечатляющее, я за свою жизнь и не такое повидал. Ещё слышал, что он сестру, вроде как, похоронил, но не сказать, что это как-то его изменило.
Драконорождённая задумалась. Похоронил сестру. Многие люди хоронили своих близких, многие бы хотели вернуть умерших, но обычно всё ограничивалось лишь словесными пожеланиями. К счастью, никому ещё не приходило в голову использовать для этого некромантию — все знают, что магия помогает лишь вернуть к некому подобию жизни только тело, душа же отходит в Этериус (или в Обливион, если умерший даэдропоклонником был), и вернуть её обратно никакому магу не под силу. Тем более, что на этого Калликсто особенно смерть сестры не повлияла: имперец не сошёл с ума, продолжал жить дальше. Только вот не мог ли его кто-нибудь ограбить?