Залив Голуэй
Шрифт:
Вот так. Маркус Линч стал членом парламента только потому, что Дэниел О’Коннелл боролся за признание католиков. И теперь он Достопочтенный.
– Так чего вы хотите? – спросил он у нас. – Всего неделю назад, Майра, я дал тебе на твою свадьбу полкроны. И еще ты, Онора. Генриетта сказала мне, что ты передумала. По крайней мере, мне не придется платить за тебя монастырю. Молодец.
– Да, сэр, все правильно, – сказала я. – Но теперь я… А вот это Майкл Келли, и он…
– Никогда не слыхал о таком. Все Келли вообще-то живут в восточном Голуэе, – сказал мистер Линч.
– Все верно, сэр. Я родом из Галлаха, или Кастл Блейкни, как его теперь называют, – ответил Майкл.
– У вас что-то
22
«Риббонисты» (ribbonmen – дословно «люди с ленточками») – члены «Союза зеленой ленты», тайного общества борцов за свободу Ольстера.
Мы промолчали.
– Хочу сказать, что я сторонник расторжения Унии между Британией и Ирландией. Я против этого союза. И за наш собственный парламент. Но при этом я законопослушный подданный Королевы Виктории – как и Дэниел О’Коннелл. Он тоже категорически против насилия и жестокости.
– Но я вовсе не жестокий человек, сэр, – сказал Майкл.
Мистер Линч повернулся к маме:
– Скажи мне, Мэри, ты знаешь семью этого юноши?
«Мама, прошу тебя, соври ему, хоть раз в жизни соври».
– Я могла бы многое рассказать вам про этих людей, сэр. Они очень работящие. Его овдовевшая мать заботилась о своем отце…
– В общем, мне не стоит вызывать сюда шерифа, чтобы арестовать этого парня, так? – засмеялся мистер Линч. Так он шутил.
Мы стояли молча.
– Полагаю, ты хочешь жениться на Оноре. Это верно?
– Да, сэр, – начал было Майкл. – Я…
Но мистер Линч перебил его:
– Что ж, я лишь надеюсь, что ты не собираешься стать арендатором на одном из моих участков. Это невозможно. Здесь десятки тысяч акров, и все до последнего дюйма заняты. Не моя вина, что люди плодятся, будто кролики, все время делят и делят землю, из-за чего во всей нашей местности не осталось ни одного приличного кусочка. А теперь еще этот Закон о бедных! Я вношу налог на каждого своего арендатора, который платит ренту меньше четырех фунтов в год. А таких у меня половина! Просто невозможно! Я говорю им в парламенте, что их законы нелепы. А они мне отвечают: «Пусть за ирландскую бедноту платит ирландский собственник». Как будто ирландские лендлорды сделаны из денег! Тогда скорее уж из долгов. Я отношусь к партии тори [23] и горжусь этим. Лучший выход для Ирландии – это снять любые сомнения относительно своей лояльности. А ирландская агитация очень тревожит парламент. Сам же я пытаюсь как-то навести порядок в своих имениях. Чтобы арендаторов стало меньше, а не больше. В смысле, чтобы наделы были больше и не нужно было платить налог на бедных. К тому же мне не разрешается продать ни акра своей земли, пока я не рассчитаюсь с кредиторами и не выплачу по всем закладным. Какая жалость. Один деловой человек сказал мне, что мог бы превратить Барну в новый Брайтон – здесь такие же побережье, причал, пляж. Построить тут еще виллы, домики для купальщиков – и будет настоящий морской курорт.
23
Тори (от
Господи, о чем он говорит? Три десятка рыбацких хижин на берегу – это наш дом. Но мистер Линч лишь махнул рукой:
– Я ответил ему, что не могу сделать этого. Все земли здесь заложены. Долги, долги, долги.
Тут Майкл встал. Он был таким высоким и широкоплечим, что на его фоне мистер Линч казался гномом.
– Сэр, – решительно сказал он.
Мистер Линч отступил на шаг.
– У меня есть лошадь, – продолжал Майкл.
– Я не на рынке, чтобы покупать себе лошадь, – отрезал мистер Линч.
– А я и не собираюсь ее продавать. Я планирую выиграть на ней Голуэйские скачки.
Мистер Линч засмеялся:
– Эти скачки для джентльменов, мой мальчик.
– Но, насколько я понимаю, если какой-то джентльмен выставляет на скачку свою лошадь, он может посадить на нее любого наездника, – сказал Майкл.
– Это правда. Пайки раньше использовали своих арендаторов в качестве жокеев, хотя в этом году, как мне известно, поскачет старший сын. Они наши родственники, но отошли от ирландской веры. Было бы очень неплохо утереть им нос. А лошадь-то хоть стоящая?
– Она очень хорошая, – сказал Майкл.
– А должна быть изумительная, – ответил мистер Линч.
«Господи, прошу тебя, пусть он согласится».
– Если я спонсирую тебя и выставлю эту лошадь на скачки как свою, мы поделим выигрыш пополам. Это будет справедливо.
– Согласен, сэр.
– Но если ты проиграешь, я заберу лошадь себе.
– Но сэр…
– Таково мое предложение, молодой человек. Принимай его или откажись. Я рискую, соглашаясь на это вслепую.
– Но я могу показать вам свою лошадь, сэр.
– Не нужно, в этом нет необходимости. И хотя я никогда не был человеком азартным…
– Ты действительно никогда не был таким, – вмешалась мисс Линч. Это были ее первые слова с момента появления в комнате ее отца. – И я не думаю, что…
– Ты слишком строга, Генриетта, – оборвал он ее. – Почему бы мне немного не поразвлечься?
«Ничем при этом не рискуя, – подумала я. – Какой там вступительный взнос – несколько фунтов? Если Чемпионка выиграет, ты вернешь его, а в придачу будет половина главного приза. В случае проигрыша ты получишь за эти деньги хорошую лошадь». Неудивительно, что Линчи так богаты.
– Но если я все-таки выиграю, вы отдадите мне в аренду небольшой участок земли? – спросил Майкл.
– Если ты выиграешь и сможешь заплатить авансом… Как знать?
– Ты заключил плохую сделку, Майкл, – сказала я ему, когда мы шли оттуда. Майра с мамой ушли вперед и разговаривали между собой. – У мистера Линча большое преимущество перед тобой.
– Да, это правда.
– И ты рискуешь Чемпионкой ради меня.
– Ради нас.
– Ты в этом уверен?
– Ну не могу же я просить такую образованную женщину, как ты, выйти замуж за человека, у которого за душой ни денег, ни земли.
– Это не имеет значения, Майкл. Мы с тобой могли бы странствовать вместе.
– Такая жизнь не для тебя, Онора.
– Но если ты потеряешь Чемпионку, у нас вообще ничего не будет. А так мы могли бы продать ее, и тогда…
Майкл прижал палец к моим губам:
– Тссс, Онора. По пути из Галлаха я мысленно участвовал в тысяче таких скачек, причем всегда побеждал. И с Чемпионкой мы сможем воплотить эти мечты в реальность. Мы выиграем. – Он нагнулся ко мне и посмотрел на меня своими синими глазами.