Заложница. Книга 3
Шрифт:
— Да причём тут карта? — опешил Харн, — У Юверсано владения ничуть не меньше чем у нас! А западная граница проходит по середине Акарны, самой большой реки в той стороне. И если отдать ему этот клин, то уйдут плодороднейшие поля, сады и десяток мельниц, а заодно и мосты, за проезд по которым мы берём плату. И кроме того там находится несколько деревень и Бурск, городок виноделов и мукомолов. И везде живут наши верные подданные, об их судьбе вы не подумали? Ведь Юверсано немедленно поделил бы эти земли между своими преданными людьми, и они первым делом выкинут прежних хозяев с обработанных потом предков полей и из виноделен. В
— Вы зря тратите слова и силы, ваша светлость, — тихо произнёс Ганти, — ваша матушка всегда считала подобные сведения ненужной для женщин шелухой. Ее всегда интересовали только балы и украшения.
— А по-вашему, — мгновенно взвилась Юнгильда, — женщины должны рассуждать о ценах на кожу и рыбу? Или научиться убивать соперниц ножами и бегать по кустам в мужских штанах?
Хатгерн смотрел на ее искажённый ненавистью рот и со всё растущей тоской понимал, как напрасны все его надежды на мирный договор с матерью. Никогда она не смирится с утратой так внезапно уплывшей из ее рук победы, и никогда не признает, какой потерей и трагедией могла бы стать для герцогства ее интрига, если бы Регорс в решающий момент не прозрел и не лишил ее светлость всех тех наград и удовольствий, о которых она так давно мечтала. И почти получила, въехав в этот дворец победительницей и покровительницей нового герцога, каким видела младшего, хитрого и послушного сына. И ей и на секунду не пришло в голову, что и у коварного и расчётливого Юверсано может быть свой, секретный план, в котором нет места ни Лархою, ни ей самой.
И что страшнее всего, никогда и не придёт. И значит можно утопить в болоте забвения все его прошлые мечты о счастливой жизни, какой она виделась после того, как выйдет замуж Бретта и Ральена отбудет вместе с нею в дом зятя. А матушка вернётся во дворец и тут воцарится мир и радость. Чуть позже во дворце поселится его собственная жена, потом появится сын… зазвенит в комнатах детский голосок и счастливый женский смех.
Харн тяжело вздохнул, с необычной отчётливостью осознав, каким наивным простаком был раньше, когда представлял свою матушку в роли любящей счастливой бабушки, и мрачно уставился на Ганти, ожидая его подсказки.
Ясно уже, что оставить во дворце её светлость нельзя, никогда она не успокоится и не перестанет плести интриги и читать всем нравоучения. А если отправить в поместье, то нужно приставлять целый штат соглядатаев и непременно их менять, перед силой золота очень быстро слабеют даже самые надёжные слуги. Но у него всё равно никогда не хватит наглости предложить ей покинуть дворец, какой бы она ни была, это все равно его мать.
И оставить тут навсегда тоже нельзя, теперь, памятуя о том, в кого она постепенно превратила Лархоя, он не хотел бы подпускать ее к своим будущим детям. Можно не сомневаться, матушка обязательно постарается очернить в их глазах всех, кого считает виновными в своих несчастьях.
И значит, остаётся только один путь… самый трудный и нежелательный, и никто из присутствующих никогда не возьмёт на себя ответственность за принятие этого решения. Придётся ему взвалить этот груз на свои
— Зрадр… — тяжело вздохнул он, поднимая на дракона мрачный взор, и неожиданно рассмотрел в вертикальных зрачках печаль, — если у тебя найдётся…
— Найдётся, — не дожидаясь окончания просьбы, тихо сказал создатель, глядя на него с состраданием, — скажи только, на время или навсегда?
— Можно пока на время? — тотчас ухватился за призрачную надежду герцог, и сам прекрасно понимая, насколько она эфемерна.
— Конечно, — твёрдо кивнул Зрадр, снимая с руки очередной туманный браслет.
— Нет! — закричала герцогиня, и резко вскочила с места, роняя стул и бокал, — не хочу! Него…
Но алая лента, мгновенно опутавшая тело её светлости, плотно прикрыла ей рот, не позволяя вылить на присутствующих новый поток брани.
Браслет ловко скользнул на её руку, и растаял как сон, но полные страха и отчаяния глаза женщины были лучшими свидетелями его реальности.
— Зрадр… — не выдержал герцог, — только не нужно менять ей облик…
— Хорошо, — скупо улыбнулся тот, — внешне у её светлости ничего не изменится. Просто появится тайный недуг… каждый раз, как Юнгильда начнёт говорит гадости, злиться или придумывать кому-нибудь ловушку или каверзу, она будет испытывать болезненный спазм, не дающий сказать ни слова. Скажу сразу… целителей можно не утруждать, против этой болезни нет лекарства.
— Ммм… — гневно промычала её светлость. А в следующую секунду её голова обессиленно упала на грудь, словно Юнгильда потеряла сознание.
— К этой новости нужно привыкнуть, — невозмутимо сообщил дракон и поднялся с места, — мне пора. А её лучше унести в спальню, я не успел сказать, что последствием спазма будет продолжительный сон.
Глава 15
Как только погас шар, обличая желание старших поговорить без свидетелей, Таэльмина торопливо собрала свои вещички и помчалась в выделенные ей покои. Однако заняться посланием Харна немедленно девушке не удалось, в первой комнате её уже ждали.
Тук сидел на узком диванчике в облике парнишки-проводника, и тень сразу рассмотрела, как печально его лицо.
— У тебя… — мгновенно сделала выводы девушка, — плохие новости?
— Скорее невесёлые… — хмуро признался Тук, и взглянул на хозяйку со знакомым, виноватым выражением.
А еще в его взгляде вдруг мелькнула многовековая усталость и печаль мудрости.
— Я могу чем-то помочь? — начала догадываться тень, какой непростой выбор стоит перед маленьким существом.
Ведь он нарочно надел ради разговора с нею одну из своих личин, чтобы дать понять, насколько серьёзен вопрос с которым он пришёл.
— Пока не знаю… — сообщил Тук честно и длинно вздохнул.
— Пока? — задумалась тень, оглядывая комнату.
Как обычно бывает в домах, где есть собратья Тука, тут властвовала идеальная чистота, свежая, как выпавший ночью снег. Значит домовые уже приняли жилище фей под свою опеку… или тут работал один Тук? Не потому ли он такой расстроенный? Ведь дворец фей далеко не мал, так может ему нужны помощники? Но сам он почему-то стесняется спрашивать? Или феи запрещают?
— Тук… можно задать вопрос?