Заложница
Шрифт:
— Я надеюсь, господин маркиз, что вы будете рады узнать, что я зарезервировал две лучшие каюты на пароходе, который отправляется завтра утром. Из Франции я получил телеграмму, подтверждающую, что ваш личный вагон будет прицеплен к поезду завтра после полудня.
— Спасибо, — сухо ответил маркиз. — Вы абсолютно уверены, что никто на борту парохода не знает моего имени?
— На вокзале «Виктория» и на пароходе заказ был сделан на имя графа Суассона.
— Отлично!
Агент поклонился и покинул комнату. В этот момент маркиз задумчиво пробормотал:
— Самое
Подумав с минуту, Норина спросила:
— Могу я предложить вам решение этой проблемы?
— Прошу вас!
— Ваша повязка привлекает к себе внимание из-за того, что вы высокого роста и явно молоды. Но если вас повезут в инвалидном кресле, вас примут за больного, немощного старика и не обратят особого внимания.
— Логично, честное слово! Я мог бы сам до этого додуматься!
Он попросил Норину догнать агента, пока не поздно. К счастью, тот еще не ушел, и маркиз объяснил, что ему нужно. Агент заверил его, что предоставит в его распоряжение кресло на колесах.
Маркиз попросил Норину подвести его к бюро, где их ждала утренняя почта. В основном это были счета и приглашения. Маркиз велел Норине ответить на них вчерашней формулой. Она приготовилась отвечать, но в этот момент вошел Жак с билетами на подкосе.
— Что это? — спросил маркиз.
— Это билеты, мсье. Лакей только что принес их.
Маркиз напрягся. Жан протянул подкос Норине. Девушке хватило одного взгляда, чтобы понять, что билеты написаны на той же бумаге и тем же почерком, что и те два письма, которые она бросила вчера в огонь. Дождавшись, когда Жан покинет комнату, Норина обратилась к маркизу:
— Мне кажется, мсье, что это послание той дамы, что ждала вас вчера вечером. Вы хотите, чтобы я прочла их?
— А как вы полагаете?
Она удивленно уставилась на маркиза, не поверив, что его и в самом деле интересует ее мнение. Он молчал, и Норина поняла, что он ждет ответа.
— Позвольте мне… бросить их в огонь. Вам будет больно вспоминать то, что произошло. Чем скорее вы забудете все это, тем лучше.
— Вы полагаете, я способен забыть о своей слепоте?
— Но ведь это же только временная слепота, — настаивала девушка, — Вы страдаете оттого, что все для вас сейчас не так ясно, как обычно.
Она говорила с такой убежденностью в собственной правоте, что маркиз удивился:
— Ну почему вы так уверены, что моя жизнь не пойдет под откос из-за этого случая?
— Я чувствую это и уверена, что пройдет несколько недель и вы вообще забудете обо всем, что с вами приключилось, и снова станете самим собой.
Маркиз улыбнулся, но это была уже не циничная горькая улыбка отчаявшегося человека.
— Вам не откажешь в удивительном умении вселять в человека надежду, мадам!
— Но ведь было бы неправильно иначе реагировать на ситуацию: если бы вы потеряли зрение окончательно, врачи не скрыли бы этого от вас. Значит, это всего лишь вопрос времени, то есть вашего терпения. Я понимаю, что вас это выводит из себя, но, право же, нет повода отчаиваться!
— Благодарю вас, мадам Виндхэм. Вы само благоразумие! —
Через час пришел врач. Он долго беседовал с маркизом, а Норина с нетерпением ждала вынесения вердикта.
Как только маркиз остался один, Норина отправилась к нему в кабинет. Он сидел у раскрытого окна, наслаждаясь теплом солнечных лучей. Услышав ее шаги, он сказал:
— Вы пришли удостовериться в своей правоте?
— Конечно, — ответила Норина, — вы не звали меня, но я не могла дольше оставаться в неведении. Я хочу знать правду!
— Чрезвычайно тронут вашим вниманием, — сказал маркиз, — я счастлив, что вы оказались столь дальновидной. Впрочем, врач настаивает на том, чтобы я пока не снимал повязку.
Норина всплеснула руками:
— Вот это хорошая… о Боже, что я говорю! Это прекрасные новости! Я счастлива, что вы скоро совсем поправитесь.
— Но ведь тогда я смогу сам читать свои письма.
Норина почувствовала, как капельки холодного пота выступили у нее на лбу.
— Это означает… — упавшим голосом спросила девушка, — это означает, что вы не будете нуждаться в моих услугах, то есть вы не возьмете меня с собой во Францию?
— Я вижу, это огорчает вас. Вы ни в коем случае не хотите оставаться в Лондоне? — удивленно спросил маркиз.
— Я умоляю вас… умоляю, возьмите меня с собой! Пожалуйста, увезите меня отсюда! Я не могу вам объяснить… но это очень важно для меня, очень важно. Мне необходимо уехать из Лондона!
Она поняла, что маркиз всерьез озадачен ее поведением.
— Может быть, вы объясните мне, в чем причина вашего столь странного поведения? Вчера мне показалось несколько странным ваше желание во что бы то ни стало поступить ко мне на службу, сегодня же мне кажется еще более странным ваше горячее желание покинуть родную страну.
— Мне не хотелось бы показаться невежливой, но… но я не могу ответить на ваш вопрос…
— У вас серьезные неприятности — это для меня абсолютно ясно. С чем они связаны? С вашим супругом? Но, если я вас правильно понял, он мертв.
— Да, да, конечно, он умер… я вдова… ведь я же в трауре по моему мужу.
— Но если вы не скрываетесь от собственного мужа, тогда что же приводит вас в такой ужас?
Норина молчала. Маркиз заговорил снова:
— Я ведь чувствую, что вы боитесь, ваш голос выдает ваш страх! Даже не дотрагиваясь до вас, я абсолютно уверен, что бы вся дрожите!
Норина подошла к окну и рассеянно стала смотреть на залитую солнцем улицу. Она не знала, что сказать, и молчала, пока маркиз не заговорил снова:
— Вы должны мне все объяснить.
— Речь идет о вещах, которые я не могу вам объяснить, — ответила девушка. — Я умоляю вас… поймите меня… будьте великодушны и примите меня просто в качестве секретаря, не спрашивая ни о чем!
Она окинула взглядом комнату. Круглый столик перед камином был завален газетами.
— Я уверена, — в отчаянии проговорила Норина, — что вам понравится, как я читаю газеты. Я буду читать сначала только заголовки, и вы сможете выбирать только то, что вас интересует, а потом я буду читать сами статьи.