Заложник любви

Лоренс Терри

— Будешь тут покладистой! Мне пришлось столько раз за последний год прикусывать язык, что удивительно, как я его не откусила вовсе.

Ей пришлось прикусить его еще раз, потому что в этот момент Ник принялся вытирать ее ступни мокрым полотенцем. Но вскоре ей стало щекотно, и приятное ощущение усталости и покоя разлилось по всему ее такому живому телу, которому не было никакого дела до пулеметной трескотни на улице. Грохот отдельных взрывов заглушался биением ее собственного сердца.

— Может, закрыть

окна?

— Тебе разве не хочется полюбоваться луной, дорогая?

Она окинула его убийственным взглядом.

— Может, ты не заметил, но на улице стреляют.

Она откинулась на подушку, рассыпав по ней свои каштановые волосы. Полная луна во всем своем великолепии висела в небе и равнодушно взирала на творившиеся внизу беспорядки. На секунду на нее наплыло темное облачко взрыва, но только на секунду.

Ник зажал один конец бинта в зубах и, тщательно примерившись, отхватил его ножницами.

— Не очень-то эффективное использование военно-технических средств! — пробурчал он, прислушавшись к взрывам.

— Что ты имеешь в виду?

— Правительство паникует, раз дошло до того, что использует зенитные орудия против двух несчастных вертолетов мятежников, один из которых, вполне возможно, разобрали на запчасти для другого.

— Как ты думаешь, кто победит?

— Вот уж это меня совершенно не интересует, лишь бы победители обращались с народом по-хорошему.

— Удобная позиция!

— Ни слова больше!

Конни подняла ногу, посмотрела на результат его усилий и страдальчески взвыла:

— Даже китайцы больше не пеленают ступни своим женщинам, и без этих культяпок я смогла бы пройти по горячим углям и ничего не почувствовать!

— Лучше перестраховаться. Кстати, здание посольства — бетонное, так что здесь мы с тобой в относительной безопасности.

— В относительной?

— Ну, если только снаряд не залетит прямо к нам в окно. Так что лучше пусть уж они будут открыты, чем разлетятся вдребезги.

— Обо всем-то ты успеваешь подумать!

— Ничего подобного. Думаю я только о тебе.

Вот этого-то она как раз и страшится. Будет несправедливо позволить ему полюбить себя, в то время как она сама еще не уверена в своих чувствах. Помогут ли отговорки? Нужно честно и прямо сказать, что у них нет будущего. Но мысль о том, что отпущенное им время очень ограничено, заставила ее еще больше желать близости.

С тех пор как они встретились, каждое его прикосновение успокаивает ее, подчиняет ее ему, распаляет в ней страсть, которая не имеет права на существование.

— Теперь тебя надо уложить, — Ник отнес йод и бинты в ванную комнату и вернулся. — Я хочу сказать, по-настоящему, под одеяло.

Конни улыбнулась:

— Объясни мне, Ник, почему я чувствую себя рядом с тобой так хорошо и спокойно, как если бы

мы были на луне?

— Остаточные шоковые явления. Это пройдет.

Она рассмеялась грудным смехом и погладила пальцами одеяло.

— А тебе не хочется залезть сюда тоже и почувствовать себя хорошо и спокойно рядом со мной?

Ник выключил свет в ванной комнате.

— Мы спрячемся с тобой в ванной, если события примут слишком уж крутой оборот.

— Какие события?

— Конни!

— А не задумал ли ты еще раз принять холодный душ?

— А ты считаешь, он нам нужен, когда вокруг завязалась такая кутерьма?

Конни тряхнула головой и стала совершенно серьезной.

— Я видела, как ты смотрел на меня вчера, а сегодня ты изо всех сил старался, чтобы я не поймала твой взгляд. Мне кажется, ты уже успел вознести меня на пьедестал.

— Я успел вознести тебя пока что только на мою собственную кровать.

— Где мне не место? — она перекатилась на живот и подперла подбородок руками. — Я знаю, знаю, я такая нахальная, что ты меня сейчас отшлепаешь.

— Никогда… Впрочем, неважно.

Он сложил руки на груди и прислонился к дверному косяку.

— Во время землетрясений лучше всего прятаться в дверных проемах, — заметила Конни.

— Кто прячется?

— Хороший вопрос.

Она поддразнивает его не для того, чтобы заманить в постель. Это невозможно. Он не сможет совладать со своей плотью, со своей безумной страстью, которая изводит и дразнит его, ласкает его взгляд и тешит его слух. Он дипломат, в конце концов, и он знает, как легко заговорить человека благозвучными речами и увлечь его.

Он вообразил, как он уговаривает Конни снять платье и аж челюсти стиснул. Как он может противиться желанию, если оно поселилось во всех мыслимых и немыслимых уголках его тела, как он может противиться любви, которая призывно смотрит ему прямо в глаза?

Конни отвела взгляд и, не зная куда девать глаза, уставилась в стену. Вид у нее был обиженный, и Ник почувствовал слабость в коленях. Действительно ли он тот, кто ей нужен? Его сердце выпрыгнуло к ней, и тело было готово последовать за ним. Может быть, это только вопрос времени?

— За последние десять лет я многое поняла, — заговорила Конни, не глядя на него. — Я узнала цену вещам, людям, словам. Теперь я знаю, что следует ценить в этой жизни. Сохранение статуса-кво — не следует.

— Согласен.

— Теперь о тебе. Честность для тебя важнее, чем правила игры, и она стоила тебе карьеры.

— Да.

— Моя мать из кожи вон лезла, чтобы только заключение отца не отразилось на моем счастливом детстве. Мне пришлось ей подыгрывать и делать вид, что я такая же, как все. Я занималась спортом, у меня были подружки, я ходила на свидания.