Заложник любви
Шрифт:
— Ты была замужем?
Она кивнула.
— Два года я жила с мужем. Мама говорила мне, что если я найду такого человека, как отец, я должна буду вцепиться в него обеими руками.
Ник молчал.
— Мой бывший муж был похож на такого человека, он был прям, практичен и предан своему делу. Но я была ему помехой в жизни.
Ник не выдержал, подошел к постели и сел рядом с Конни. Его рука погладила ее по спине и совершенно откровенно осталась лежать на бедре.
— Мне ты не мешаешь.
Кончиками пальцев Ник принялся гладить ее колено, чувствуя,
— Конни, если ты хочешь быть со мной…
— В этом и состоит проблема, Ник. Да, я хочу быть с тобой, но я не уверена…
Ник напрягся всем телом, но справился с собой, и на лице его появилась прежняя невозмутимость, стоившая ему немало.
— Тогда мы не должны делать ничего, о чем ты потом могла бы сожалеть.
— Я никогда бы не стала сожалеть о том, что занималась с тобой любовью, Ник. О чем бы я сожалела, так это о том, что просто использовала тебя или причинила тебе боль.
— Я уже не такой идеалист и не столь наивен, как прежде.
— Разве?
Он удрученно кивнул головой, а Конни непроизвольно протянула руку и погладила его по волосам. Когда Ник уронил голову себе на грудь, она не выдержала.
— Там, на улице, ты сказал что-то в тот момент, когда взорвалась бомба. Я не расслышала. Повтори это, пожалуйста, сейчас.
Ник ощутил на языке чистый, неразбавленный привкус железа, который сказал ему, что пришло время выложить карты на стол. Никаких колебаний, никакой лжи, такие вещи больше не пройдут. Эта женщина видела его насквозь, как никто другой.
Спустя мгновение они оказались в темноте по причине прямого попадания снаряда в главную электростанцию страны. Лампура-Сити погрузился во мрак.
Темнота упала между ними, как тяжелый занавес. Конни судорожно глотнула воздух и прильнула к нему.
— Я здесь, — хриплый голос Ника прозвучал у нее прямо над ухом. — Я здесь, любовь моя.
Она вцепилась в его плечо. В первый раз за весь вечер ее обуял настоящих страх.
— Может, мы спрячемся в ванной комнате?
Она ждала, что он встанет, но он остался там, где сидел.
— Приступ клаустрофобии, — объяснил он.
Она еще крепче прижалась к нему.
— Останемся здесь, не нам же с тобой бояться пуль и снарядов! — Ник постарался произнести это весело и беззаботно, как будто все происходившее было не более чем игрой, но его выдал голос.
Конни затрепетала и не стала противиться, когда его руки принялись проводить упоительное обследование ее тела. Они ласкали ее голые колени и бедра, забирались под груди, гладили плечи, будто Ник все никак не мог поверить, что она здесь, с ним, в этой темноте.
Его нос уткнулся в ее щеку, а губы отыскали мочку уха. Она слышала, с каким наслаждением он вдыхает запах ее волос. Конни легла на спину, он потянулся за ней, шепча убаюкивающие слова о том, что все будет хорошо, что снова взойдет солнце, что завтра цветы опять раскроют свои лепестки.
О Господи, как она любила его за эти вот слова.
Он снова и снова зарывался носом в ее волосы, каждый локон которых
Где-то вблизи разорвался снаряд. Здание тряхануло.
— Это в конце улицы, — Ник почувствовал ее напряжение. — Армия сама не знает, куда стрелять.
— И какой-нибудь шальной снаряд может в любую минуту угодить к нам в гости?
Пружины кровати заскрипели, когда Ник потянулся к ней и коснулся ее виска своим влажным, как морской ветер, и теплым, как тропическая ночь, дыханием.
— Я не допущу этого.
Конни пошевелила головой, волосы зашуршали, а его губы в который уж раз отыскали мочку ее уха. Запах порохового дыма, который не спутать ни с каким другим, в безумном сочетании с ароматом тропических цветов, лепестки которых закрылись немногим более часа назад, незваным гостем вплыл в комнату и напомнил им, где они и что происходит вокруг. Он смешался с запахом Ника, который Конни уже успела полюбить.
В окна ворвались звуки военного времени: крики людей, шум моторов, лязг гусениц и трескотня выстрелов.
— Что же нам делать? — спросила Конни.
Ник ответил нарочито легкомысленно:
— Мне и тебе? В постели? И ты еще спрашиваешь!
Она нащупала его подбородок и ущипнула его.
— Я спросила вот об этой щетине!
— До утра ничего.
— А потом что?
— Мы узнаем, кто победил.
— И у кого мой отец. Если мятежники возьмут Капитолий, они привезут его сюда.
Ник заключил ее в объятия. Стало тихо, только с улицы продолжали доноситься беспорядочные выстрелы. Он протянул руку, их пальцы сплелись. Другой рукой он обнял ее за талию. В комнату заглянула спрятавшаяся было луна и осветила бледным светом их распростертые на кровати тела. Ник увидел, как в уголке ее глаза появилась слезинка и бесшумно скатилась по виску, за ней последовала вторая… Она уставилась в потолок, в глазах застыла боль. Ник прильнул щекой к ее щеке.
— Конни, все будет хорошо, поверь мне!
— Что ты сказал мне тогда на улице?
— Я сказал, что люблю тебя. Должно быть под влиянием момента.
— Или это правда?
— Я не хочу злоупотреблять твоим доверием.
— Ох уж эти английские джентльмены! Позволь мне самой решать, кто злоупотребляет моим доверием, а кто нет.
Она заглянула ему в глаза, и еще одна слезинка скатилась по ее щеке.
— Ты думаешь, мне было легко одной? Искать! Выпрашивать! Обращаться за помощью к чужим людям! — Конни впервые произнесла эти слова вслух. — Мне нужен был кто-нибудь, и ты пришел. Ты со мной с того самого дня, как я появилась в британском посольстве. Ты был на меня страшно зол за то, что я пошла в Капитолий. Я влипла по глупости, но ты-то знал степень опасности и все-таки не испугался, пришел и вызволил меня из этого кошмара. Как ты можешь винить меня за то, что я полюбила тебя?