Заложник любви
Шрифт:
Она не избавилась от этого ощущения и тогда, когда все двадцать человек, как один, повернулись в ее сторону, как только она вошла. Куда же она сунула приглашение, и где же, черт возьми, Ник Этуэлл?
Человек, на которого она имела глупость возлагать надежды, сидел у стойки бара и болтал с каким-то тучным мужчиной в смокинге. Тучный мужчина кивнул в ее сторону. Ник допил свой стакан и медленно повернулся на вращающемся стуле.
— Конни, — крикнул он через зал, перекрывая шум и размахивая
Она натянуто улыбнулась, а к ней уже спешил посол Уиткрафт. Неодобрительное выражение лица, которым он одарил Ника Этуэлла, тут же сменилось на милую улыбку, когда он обратился к Конни.
— Добро пожаловать! — рокотал посол, и ее рука оказалась зажатой между его потными ладонями. — Разрешите вам представить…
Она прошла сквозь группу людей с лоснящимися лицами, прилежно стараясь запомнить имена и титулы. Может быть, кто-нибудь из них пригодится ей в будущем, хотя доверять никому не стоит.
— Большинство здесь присутствующих — сотрудники посольства, — говорил Уиткрафт, — есть несколько журналистов, освещающих революции и прочие темы. Это Чарльз. Это Джексон. Это Каннингэм…
Конни хорошо запомнила Джорджа Каннингэма, хотя сама не поняла, почему. У него была странная манера тихо стоять в стороне, сливаясь со стенами, при этом улыбаться и за кем-нибудь наблюдать.
— Рад встрече с вами, — сказал он. — Надеюсь, сегодня не очень жарко.
— Вовсе нет.
— Я смотрю, наш Ник взял на себя полномочия пригласительного комитета, — вступил в разговор Джексон.
На мгновение от мысли, что об их с Ником поцелуе могут уже знать, Конни сделалось дурно. В маленьком мирке, подобном этому, секреты недолго остаются секретами.
— Оставьте Ника в покое, — сказал кто-то. — Общению с нами он предпочитает бар.
— Я заметила, что он любит хорошо выпить, — сказала Конни как можно спокойнее.
— И хорошо, и плохо, и так себе! Для Ника это роли не играет.
— Но на работе, однако, я ни разу не видел его пьяным, — выступил в его защиту Уиткрафт.
С этим Джексон согласился:
— Всем нужна передышка, но уж между передышками — море джина!
Мужчины громко засмеялись. Конни посмотрела на сидевшего у стойки бара Ника и задумалась. Неужели случившееся днем было не более, чем ее тоской по человеку, который помог бы ей выстоять и скрасить бы ее одиночество вдали от дома? Она взяла себя в руки. Подобные чувства привели ее однажды к Полю. Она не совершит одну и ту же ошибку дважды!
У стойки бара Ник вел бессвязный разговор с барменом — туземцем, строя пирамиду из своих пустых стаканов. В основании их было три, а во втором ряду пока еще только два.
— Я должна поздороваться с человеком, который меня пригласил на прием, — сказала Конни
— Конечно, конечно, подойдите к нему, а то он что-нибудь выкинет!
— Он может?
Джордж пожал плечами:
— Он может закричать через зал, что вы самая прекрасная женщина из тех, какие бывали на Лампуре с тех пор, как встает солнце, что вы огненно-волосая богиня голубых лагун, мудрая и терпеливая, с глазами цвета южных морей. Что-нибудь в этом роде!
Конни вспыхнула, как маковый цвет.
— Неужели, он говорил это?
— Каждому, кто приближался к стойке. Он повторяет это как заклинание.
— О Господи! Я поговорю с ним.
— Но не забывайте и про нас!
— Да, конечно.
Конни пришлось кивнуть нескольким секретарям посольства, пока она добиралась до Ника.
— Это и есть в вашем представлении рабочий прием?
Она стояла, он сидел на стуле, свесив к полу одну ногу. Их лица оказались на одной высоте. Ник посмотрел в ее зеленые с золотыми и коричневыми вкраплениями глаза и почувствовал, что его сердце останавливается. В этих глазах не было больше иллюзий.
— Добрый вечер, мисс Хэннесси. Да, такая у меня работа! Я должен быть социальным, не будучи социалистом, и коммуникабельным, не будучи коммунистом. Если вы вступили в партию, вы должны проводить ее политическую линию.
— Вы пьяны.
— И я вам отвратителен? Кругом! — он отвернулся к своей пирамиде.
— Вы пригласили меня сюда только для того, чтобы я полюбовалась на это сооружение?
Он усмехнулся, не поднимая на нее глаз:
— Я знаю, что вас интересует только ваш отец, Конни. И только он. Я буду здесь весь вечер.
— И по всему ясно, до поздней ночи.
— Вы не очень тактичны!
— У меня нет времени для любезностей. Я пришла сюда…
— Я отлично знаю, зачем вы сюда пришли, Конни.
— Если вы не хотите мне помочь, так и скажите.
— А разве я этого еще не сделал?
Некоторое время Ник пристально всматривался в коричневое содержимое своего стакана, затем резко повернулся, изобразив на своем лице удивление:
— Вы все еще тут?
— Вы были внимательны ко мне сегодня, предложили мне, так сказать, свое сочувствующее ухо.
— Как Ван Гог, только без крови, — он дотронулся до мочки левого уха.
Конни, скорчив смешную рожицу, рассмеялась.
— Но разве возможно, — продолжил он, — чтобы Ван Гог по уши влюбился в женщину, которая умеет строить смешные рожицы?
Если он не избавится от нее как можно скорее, то с ним, в отличие от Ван Гога, это может случиться, добавил он про себя.
Конни сложила руки на груди и многозначительно улыбнулась:
— А вы вовсе не так пьяны, как хотите казаться.